Иная судьба. Книга III

В мигании свечи ей вдруг почудилась улыбка — покойного мужа ли, того давешнего старичка ли… «Больше не надо никого искать», — послышался знакомый голос. И казалось, что не она — это сам Александр отпускает её.

Нечто похожее уже было. Уезжая из Сара, она тоже была уверена, что теперь — хозяйка сама себе! Впрочем, чувство свободы отягощалось пониманием зависимости от многих людей — капитана, герцога, который согласится или не согласится принять её на службу, иных хозяев, если всё же не согласится… А сейчас — она, наконец, совершенно, абсолютно, по-настоящему свободна. Уедет она или останется с Мартой и новыми воспитанницами из монастыря святой Урсулы, выберет ли мужа или предпочтёт одиночество — теперь всё зависело только он неё.

И как она смела сердиться на Алекса, когда узнала, что он оставил ей целый замок? Отчий дом, кров, который помнил его младенческую поступь, а теперь каждой ступенькой, каждым окном, изгибом перил, изяществом фасадов и башен, таинственностью чердаков и подвалов, покоем библиотек и уютом спален, будет напоминать ей о том, кто с ней всегда, даже после кончины.

Наверное, они правы — и Изольда, и этот старичок. Да, скорее всего, она и сама подумывала о том же, но гнала мысли, казавшиеся крамольными. Выходит, ей надо просто решиться.

И открыть новую книгу.

…Свеча с чистым фитилём горела долго, до утра, и потом, следующие сутки, и следующие. Пока её, с поклонами и благоговением, не поместили в особый фонарь, поставив рядом с Дароносицей в соборе Серафима Эстрейского. Но Доротея об этом уже не знала. Так уж люди устроены: куда чаще они приходят в храм за утешением, а обретя оное, окунаются в новую жизнь, забыв о терзающих когда-то душу сомнениях. Свеча горела для тех, кто к ней ещё явится. И пламя её оставалось чистым, как душа Александра Смоллета.

* * *

День, которого Марта боялась до дрожи, наконец, настал.

Стоило ей открыть глаза, как холодная постель, без вмятины в перине, остающейся обычно после большого и жаркого тела герцога, напомнила, что Жильберта д’Эстре нет с ней рядом; нет не только дома, но и в самой столице, и что через два-три дня он вообще достигнет границы провинции, где ждёт его разбирательство спора с мятежной королевой эльфов, и, как знать, скоро ли оно закончится. Солнечный зайчик, скакнувший от зеркала на туалетном столике к противоположной стене, казалось, трясся в рыданиях оттого, что вот и Марта тоже одна, как он, совсем одна. Муж уехал — и оставил её на хозяйстве, а ей теперь хоть вслед беги: и соскучилась за ночь, и боится даже подумать, что теперь она здесь за главную. Шутка ли — государственные дела! Хоть Жиль и упомянул, что многого от неё не потребуется — разве что утвердить или запретить что-то… Так ведь утверждать можно и смертный приговор. А запрещать — какое-нибудь понижение цен, а кто знает, как это для простого люда обойдётся?

«Не бойся. Самое главное — не бойся» — твердил Жильберт перед отъездом. Громадный вороной жеребец приплясывал рядом, едва сдерживая нетерпение, словно плиты мощёного двора Гайярда жгли ему копыта. Небольшой отряд сопровождения-свиты тактично поджидал государя у ворот южной башни — не парадного въезда, поскольку отъезд был назначен неофициальный, «тихий».

«Любовь моя, да ведь все мужья рано или поздно покидают дом по делам, и мир до сих пор не рухнул. Хотя далеко не у всех такие умные и славные жёнушки». Герцог поцеловал Марту в лоб, по-отечески. (Не отечески, а вполне супружески они уже, увы, попрощались). «И помни: рядом с тобой Максимилиан. Слушай его, доверяй, как я доверяю. Поглядывай на Доротею, особенно во время приёмов и встреч с просителями, если таковые случатся, она прекрасно держится в обществе. Почаще общайся со своей новой подругой Фатимой — у неё большой опыт ведения дома, ведь господин Суммир постоянно в разъездах, а они с матушкой управляли и домом, и делами, без советников, кстати. Чем ты хуже? Провинция, конечно, не лавка и не поместье, но везде живут такие же люди, подчиняются одним и тем же законам, а главное — помнят, что власть дана от Бога. А потому — уважают и почитают. Ты умная девочка, не подумав, не ляпнешь, вот так и действуй: выслушивай, не стесняйся спрашивать, и не торопись с решением, даже если на тебя кто-то посмеет давить. Лучше отложи что-то до моего приезда. Я вернусь — и всё доделаю».

«…И разберусь», — добавил обманчиво мягко — «с теми, кто, воспользовавшись моим отсутствием, попытается на тебя воздействовать: жалостью, или чересчур большим умом. Ничего и никого не бойся. Ты здесь хозяйка».