– Нет, нет… – Лицо седого стало вдруг расплываться, потом изменилось, стало совсем другим, мир вокруг завертелся, но он понимал, что сейчас надо говорить, и пытался говорить. – Он его убил, понимаете, убил! А все думали, что он сам себя убил, а его он убил… Мы искали, хотели поймать, наказать… а он сам нас нашел, искалечил его, свел с ума… Он не человек, понимаете, он какой-то другой, неправильный… он сделал так, что меня посадили в тюрьму… Дориан, Дориан Вертаск, он так сделал, а еще Олег…
– Парень, ты бредишь, – почти с сочувствием произнес голос седого мужчины, но юноша знал, что надо говорить, и говорил, он помнил, что если не делаешь то, что должен делать, то потом бывает очень плохо и больно, и он говорил.
– Меня не посадили бы, но он хотел убить Алика и других тоже убил бы, я не хотел говорить, но надо было, я не мог иначе, он бы всех убил…
Вокруг стало темно и тихо, как в тумане, чужой голос доносился, как сквозь вату, он не слышал слов, но разобрал вопросительную интонацию, он понял, что его о чем-то спрашивают, а когда спрашивают – надо отвечать, и он пытался отвечать, но получилось только произнести еще имя, а потом стало совсем темно и тихо.
Когда он проснулся, за окном светило яркое весеннее солнце. Он лежал на все той же широкой лавке, застеленной одеялами, и солнечный лучик светил прямо в глаза. Юноша поднял руку, прикрываясь от света, и огляделся, насколько позволяло его положение.
В помещении было просторно и свободно: вдоль стен – лавки, чуть в стороне – стол, в углу большая печь, на которой что-то булькало и упоительно вкусно пахло. Возле печи – еще один стол, для готовки, а за этим столом стояла, быстрыми движениями нарезая овощи, девушка лет восемнадцати, с забавно взъерошенным ежиком коротко остриженных черных волос.
– Э-э-э… здравствуйте, – сказал молодой человек, совершенно не представляя себе, с чего начать.
Девушка выронила картофелину, резко обернулась, как застигнутый врасплох дикий зверек. Нашла взглядом гостя, с облегчением выдохнула.
– Нельзя же так пугать, – с укором сказала она. – Как ты себя чувствуешь?
– Спасибо, хорошо… кажется.
– Я знаю, есть очень хочется, но пока придется обойтись бульоном – ты довольно долго голодал и нельзя сразу начинать питаться, как обычно.
– Знаю… А бульона-то можно? – не удержался он.
Девушка рассмеялась, и дикий зверек тут же конкретизировался: маленькая черно-бурая лисичка.
– Подожди минутку, сейчас достану. Дед сказал – как проснешься, тут же его звать, но я не думаю, что десять минут сделают погоду. Так что ты пока ешь, а я Деда позову.
– Деда? – уточнил юноша, принимая большую, исходящую ароматным паром кружку.
– Дед Всеволод, наш старейшина, если можно так сказать. Пей, пока горячее, я сейчас вернусь.
– Как тебя зовут? – крикнул он вслед девушке.
– Олеся. – Лисичка снова улыбнулась, и ему показалось, что это ее естественное состояние – улыбаться, светло и искренне.
Дверь закрылась, в комнате как будто бы стало темнее.
«Стоп. Влюбиться – это самое глупое, что я могу сейчас сделать», – сказал он себе. И продолжил думать об Олесе-лисичке, маленькими глотками отхлебывая горячий наваристый бульон.
Минут через пятнадцать дверь снова отворилась и закрылась – в дом вошел Дед. Деда молодой человек узнал сразу, Деда вообще сложно было не узнать. Таких людей – раз-два, и обчелся, такие люди запоминаются с полувзгляда.
– С возвращением, – сказал Дед. И тут же, без перехода, добавил: – Ну что, рассказывай. Как дошел до жизни такой, как в тюрьму угодил. С какой радости к нам пошел – можешь не говорить, и так знаю.
– Не знаете, – неожиданно для самого себя огрызнулся юноша. – Точнее, не полностью знаете.
– Даже так? Тогда и это рассказывай, Леша.
Он напрягся.
– Почему вы называете меня Лешей?
– Потому что когда тебя – точнее, твой почти что труп – принесли, на вопрос о твоем имени ты назвал это. А что, тебя иначе зовут?
– Нет, просто… неожиданно было. Я не помню почти, как сюда попал, и чтобы имя называл – тоже не помню.
– Я тебе расскажу, что знаю. Но сперва ты говори.
Дед устроился на лавке напротив, поставил перед собой большую кружку с квасом и явно приготовился к долгому разговору.
Леше ничего не оставалось, кроме как начать рассказывать.
Когда он закончил, солнце уже начало клониться к горизонту. Пару раз дверь открывалась и в избу заглядывала Олеся, но каждый раз исчезала, едва поймав взгляд Деда. Один раз заходил лысый бородатый мужик, откуда-то смутно знакомый, но Дед и его прогнал, зыркнув из-под бровей.
– Так что вот так вот, – закончил Леша. – Решайте теперь, что со мной делать. Работать я умею, правда, в поле не приходилось, но учусь быстро.
– А если погоним? – прищурился Дед.
– Пойду искать другую деревню. Мне деваться больше некуда.
Дед тяжело вздохнул, поднялся на ноги, прошелся по комнате.