Инамората

— Честно говоря, джентльмены, я бы тут кое-что переставил…

Раздался громкий треск: что-то тяжелое упало на стол, и тот развалился на части. («Проклятие, уродство!» — прорычал Уолтер.) Сломанная столешница рухнула мне на ногу. Теперь мне хорошо стали видны ноги Мины, опутанные светящимся шнуром; что-то было не так, хотя в тот момент я не мог сказать, что именно меня насторожило.

— Надеюсь, ты не в претензии, Кроули? — не унимался Уолтер. — Я решил передвинуть буфет там внизу — боюсь, кое-что побилось при перемещении.

— Это же был парадный фарфор моей матери!

— Твоя мать была старой стервой с ужасным вкусом.

Повисла тишина, Кроули едва сдерживал себя.

— Я уверен, что это произошло случайно, Уолтер, — произнес он наконец, смиряя возмущение. — Ты знаешь, мы с Миной хотим, чтобы ты считал наш дом своим домом.

— Ой-ой-ой! Какими великодушными мы стараемся выглядеть на людях, — сказал с презрением Уолтер. — Ты ведь любишь публику, верно, Кроули? Тебя хлебом не корми, дай перед кем-нибудь покрасоваться! Небось с ума сходишь в операционной: одна женщина висит в кресле, а три других смотрят. Признайся, старик, трудно скрыть эрекцию под халатом?

— Хватит! — проревел Кроули.

— Поосторожнее, не разомкни круг, — поддел его Уолтер. — Ты ведь не хочешь причинить боль твоей драгоценнейшей Мине? Или хочешь?

Мина издала тихий стон, стало ясно, что она выходит из транса. Так пациенты Кроули просыпались после наркоза.

— Мне показалось, я слышу голос Мины, — сказал Уолтер, обращаясь к нам. Голос его стал стихать, словно он удалялся от нас по тоннелю. — Джентльмены, я был бы рад еще поболтать с вами, но мне пора возвращаться к себе. Так что позвольте откланяться.

После этих прощальных слов в детской воцарилась тишина. Уолтер покинул сей мир и вернулся в иное измерение.

Керосиновая лампа разбилась, когда Уолтер ударил по столу, так что нам пришлось несколько минут проблуждать в потемках, пока Флинн не зажег спичку. В ее мерцающем свете мы увидели Мину, обмякшую на стуле. Я развязал светящиеся веревки, которыми ее щиколотки были привязаны к ножкам стула, а Кроули бросился растирать ей запястья, чтобы восстановить циркуляцию крови. Через минуту она пришла в себя, хотя была очень ослаблена после пережитого испытания. Она поглядела на меня и улыбнулась еле заметной вермееровской полуулыбкой.

— Он приходил? — спросила она.

— Да, любовь моя, — отвечал Кроули, касаясь губами ее пальцев. — Уолтер приходил.

— И как он себя вел? — поинтересовалась Мина. — Он держал себя в руках?

— Он был в одном из своих настроений, — сказал Кроули, — но просил меня передать тебе его любовь.

Слушая этот разговор между мужем и женой, я наконец не утерпел и спросил:

— Извините, что перебиваю вас, но кто такой этот Уолтер?

На усталом лице Мины все еще играла улыбка, она переглянулась с мужем.

— Я думала, вы догадались! Уолтер — мой брат.

Часть вторая УОЛТЕР И МИНА

7

Он был красив — глубокие, выразительные глаза, словно подведенные черной тушью, и чувственный рот баловня женщин. Лицо выражало веселое безразличие; изучая фотографию, я подумал, что парень наверняка не упускал своего в этой жизни. Казалось, что-то справа от него привлекло внимание этих бесстыжих глаз, я знал, что это всего лишь поза, принятая перед камерой, но невольно приписывал его взгляду сверхъестественное предвидение, словно перед ним только что распахнулась дверь в потусторонний мир. Дверь, через которую ему вскоре суждено покинуть земные пределы.

— Явное фамильное сходство, — заключил Кроули, пока я рассматривал раскрашенную фотографию его шурина — единственное сохранившееся изображение Уолтера Эмерсона Стэнсона, брата Мины.

Мы были в медицинском кабинете Кроули на первом этаже, куда спустились впятером, чтобы доктор обработал «укус» Уолтера, след от которого остался на шее Флинна: отвратительный рубец с тремя неглубокими вмятинами, словно укус миноги или огромной пиявки.

— Сходство и в самом деле поразительное, — согласился я. — Словно они близнецы.

— Вы почти угадали, — отвечал Кроули. — Они родились с разницей всего в тринадцать месяцев.

— Ирландские близнецы, — пробормотал Ричардсон, отпивая бренди. Он был бледен как полотно, лицо его застыло, как в параличе. Впрочем, мы все еще не оправились от потрясения.

Флинн глубоко вдохнул и старался держаться молодцом, пока Кроули дезинфицировал его рану.

— А может, стоит сделать мне противостолбнячный укол, доктор?

— Не уверен, — покачал головой Кроули. — Прежде такого никогда не случалось. Боюсь, я не слишком-то сведущ в лечении укусов призраков.

Столбняк. У меня в голове всплыл медицинский текст, фотография мужчины с risus sardonicus — «сардонической улыбкой», то есть со сведенными судорогой челюстями.

Кроули, видимо, вспомнил нечто подобное, потому что сказал Флинну:

— Пожалуй, я все же введу вам пятьсот единиц противоядия — береженого Бог бережет.