Инамората

Неужели мое мнение для него ничего не значит?

— При всем моем уважении к вам, профессор, я в это не верю.

— Не спорьте, Финч. Итак, когда следующий сеанс?

— Завтра. Мина попросила один день передышки.

На том конце провода повисло молчание.

— Так, значит, она уже «Мина»?

— Я хотел сказать «миссис Кроули».

Кровь бросилась мне в лицо, я испытывал смешанное чувство смущения и досады: как мало все-таки он доверяет мне! Возможно, Флинн прав — и точно лишь «рупор».

Маклафлин предпочел не делать из мухи слона и перевел разговор на более важные предметы:

— А комитет тоже решил отдохнуть?

— Нет. Мы встречаемся за ужином, чтобы составить список вопросов для Уолтера.

Маклафлин раздраженно хмыкнул:

— Нашли себе дело! Но раз уж вы так решили, поинтересуйтесь заодно, что он думает о весенней моде.

Сарказм явно не был сильной чертой профессора.

— Может быть, вы подскажете, что еще нам следует обсудить?

— Подскажу: как следить за миссис Кроули.

— А что бы вы посоветовали?

— Для начала постарайтесь получше закрепить ее ноги, — проворчал Маклафлин. — И потребуйте, чтобы муж был исключен из круга.

Я прикусил язык и пообещал сделать все, как он велит.

После разговора я присел в кабине, чтобы немного выпустить пар, но ожидавший снаружи господин принялся стучать в стекло.

Я вышел из телефонной будки и встал в очередь к кассе. Мне пришлось подождать, пока аптекарь продаст бутылку осветлителя для волос молоденькой девушке и пару марок по два цента раздраженной гувернантке. Тем временем я наблюдал, как юные подопечные гувернантки, две маленькие сестрички, затеяли ссору из-за игрушки — сделанного из носка щенка с пуговицами вместо глаз. Та, что потемнее, в конце концов завладела игрушкой и, натянув ее на крошечную ладошку, стала изображать кукольный театр.

Гувернантка подхватила девочек и удалилась. Подошла моя очередь, но я так задумался, что аптекарю пришлось дважды поздороваться со мной, прежде чем я сообразил, что он обращается ко мне.

— Еще раз доброе утро, профессор.

Он обращался ко мне так с тех пор, как узнал, что я приехал из Гарварда, мне пришлось в этом признаться, когда он заподозрил меня в нелегальных махинациях.

— Сегодня только телефонный звонок? — спросил он и, когда я рассеянно кивнул, живо подсчитал на обороте старого рецепта, сколько мне следует заплатить. Это был забавный человечек, лысый и розовый, словно младенец, которого только что вынули из ванной и хорошенько растерли полотенцем, но младенец с печеночными пятнами. В глубокой задумчивости я заплатил за разговор, попрощался и уже собирался выйти на улицу, как вдруг мысль, подсказанная близняшками и их самодельным щенком, полностью прояснилась в моем мозгу.

— Могу я попросить вас о помощи?

Старичок насторожился и обвел взглядом помещение, словно хотел убедиться, что мы одни.

Потом перегнулся через прилавок и прошептал:

— Может, я и помог бы, но я продаю только по полпинты, так что, если вам нужен галлон, ищите в другом месте.

И тут же извлек откуда-то из-под оцинкованного прилавка бутыль без этикетки с «шипучкой» местного разлива, знаменитой изрядным содержанием спирта.

— Не хочу отвечать, если какой молодец вроде вас заболеет.

— Но я совсем не о том хотел вас просить!

— Нет? — Он заморгал на меня из-за очков без оправы.

— Я ищу чревовещателя.

— Ах, вот что! — только и сказал он, словно моя просьба ничем не отличалась от прочих, с какими обращались к нему его клиенты. Он наверняка знает город лучше, чем кто-либо еще, подумал я, как-никак ему уже под семьдесят, и он, верно, помнит даже войну Севера и Юга.

— Чревовещатель… чревовещатель… — Старик провел языком по уцелевшим зубам, словно содержавшиеся в них минералы могли помочь ему подстегнуть память. — Был один, жил на берегу, на Стальном Пирсе, вроде был ничего.

— А поближе никого нет?

— Поближе… — Аптекарь насупился и прищелкнул пальцами. — Собственно говоря, был один на Пятой Северной, называл себя «профессор Вокс».

Я взял огрызок карандаша и записал все подробно на том самом рецепте, где он подсчитывал плату за телефон.

— Это прямо за углом, — продолжал он, радуясь, что вспомнил. — Рядом с одной из этих еврейских молелен. Вы его дом не пропустите — там все стены афишами оклеены.

— Я знал, что обратился к дельному человеку! — поблагодарил я, свернул записку с адресом и сунул ее в карман. Я пожал старику руку, она была мягкой, как старая балетная туфля. Уже в дверях я снова обернулся: — А, кстати, сколько вы просите за ту бутылку?