Инамората

Район, куда направил меня аптекарь, был всего в нескольких кварталах, но мне показалось, что я очутился на другом краю света, так непохож он был на окрестности площади Риттенхаус. Два района различались так же, как две реки, с которыми они соседствовали: на западе протекала Шуйкил, на соединенных каменными мостами берегах которой красовались хорошенькие лодочные домики, а рано по утрам здесь появлялись гребцы, словно заплывшие с Темзы; на востоке же была Делавэр, темная и глубокая промышленная река, вдоль которой теснились верфи, доки и таможни, а чуть поодаль расположились многочисленные пивоварни, кружевные мастерские, железнодорожные тупики. В этих местах и в помине не было тенистых деревьев, которые росли вдоль Пятой улицы и Сприг-Гарден; я заметил здесь лишь редкие сухие ясени да заросшие сорняками пустыри. Не было тут и ярких красок, казалось, в этих условиях выжить мог лишь тусклый цвет красного кирпича, хотя не исключено, что разноцветье не приветствовалось в этих краях. Я чувствовал себя здесь чужаком. Одиноко шагал я по одноцветным улицам мимо покосившихся доходных домов и неприветливых городских коттеджей на три семьи. На улицах почти не было людей, а те, кого я встретил — старухи, с головы до пят одетые во все черное, да ватага сорванцов, гнавшихся за бездомной собакой, — смотрели на меня подозрительно.

Слава Богу, старый аптекарь не обманул, сказав, что я обязательно замечу дом чревовещателя. Я нашел его под номером 700 в северном конце Пятой улицы, где он соседствовал с «еврейской молельной», которая на поверку оказалась греческой ортодоксальной церковью. Дом этот ничем не отличался от прочих: трехэтажное здание из тускло-коричневого кирпича, с окнами без ставен и видавшим виды полотняным навесом. И все же он выделялся среди соседей: каждый дюйм кирпичной стены был оклеен афишами и рукописными объявлениями, самое зазывное из которых звучало так:

ПРОФЕССОР САМУЭЛЬ Л. ВОКС ЗНАМЕНИТЫЙ ЧРЕВОВЕЩАТЕЛЬ

А ниже мельче сообщалось:

Чревовещательные иллюзии.

Ежедневные представления.

Международная школа чревовещания Вокса.

Записывайтесь прямо сейчас!

Мне бросились в глаза плакаты с аляповатыми утятами, говорящими «Кряк!», поросятами, кричащими «Хрю!», и хозяевами, глядящими на питомцев с удивлением. Здесь же красовался выцветший портрет самого профессора в галстуке-бабочке и цилиндре, он был нарисован прямо на стене, а сверху надпись:

Обращайтесь в любых случаях.

Единственное, чего я не смог найти, — это часов работы профессора.

Мне пришлось несколько минут стучать в дверь, поскольку на месте звонка имелось лишь ноздреподобное отверстие, из которого торчали провода, — но безрезультатно. Я было решил, что пропустил объявление, которое, должно быть, предупреждало, что прием ведется «Только по предварительной договоренности», и уже собрался отказаться от моей затеи, как дверь вдруг распахнулась и на пороге, моргая от яркого света, показался пожилой привратник-итальянец. Он помрачнел, когда я сообщил ему, что пришел проконсультироваться с Самуэлем Воксом по профессиональным проблемам, но, поразмыслив немного, все же впустил меня в дом.

Когда я вошел, в нос мне ударил запах, присущий всем театрам: запах грима и разрушающегося таланта. Судя по всему, посетители редко захаживали сюда в это время, привратник был явно смущен тем, что его застали со шваброй в руках. Это был приземистый пузатый человечек с коротенькими ручками, он ходил вразвалочку, словно ноги его были по-разному приделаны к туловищу. Слуга принял у меня пальто и провел по темному пыльному коридору в комнату, напоминавшую гостиную в борделе: персидские ковры, бумажные фонарики и бархатные обои. В одном углу стоял застекленный шкаф, где были выставлены предназначавшиеся для продажи брошюры и руководства с заголовками вроде «Как овладеть методом Вокса за один месяц» или «Принципы выработки чревовещательного голоса». Здесь же была жестяная коробка, куда, судя по всему, складывали деньги, полученные со зрителей, посещающих представления, которые, по всей видимости, происходили по другую сторону занавешенной двери.

Из-за занавески послышался голос, донесшийся словно с другого конца дома:

— Кто это, Альберт?

— Это молодой человек, профессор, — отвечал слуга.

— Скажите, что мы больше не даем дневных сеансов, — отвечал Вокс, а потом занялся чем-то вроде вокальных упражнений: — До-ре-ми-фа-соль-ля-си-до.

Альберт повернулся ко мне и развел руками.

— Вы ведь слышали, что он сказал?

— Если бы я мог только… — попытался я объяснить слуге, но потом решил не тратить время на посредника и крикнул Воксу через занавеску: — Не могли бы вы уделить мне всего несколько минут, профессор? Я пришел по очень важному делу.

Откуда-то из глубины дома донеслось ворчание. Альберт коснулся моей руки и вполголоса сказал:

— Сейчас неподходящее время для разговоров, понимаете? Слышите, он готовит голос к выступлению. Приходите в другой раз.