indd

Ирландские и итальянские иммигранты, приехавшие в Нью-Йорк в тот же период, не обладали таким преимуществом. У них не было навыков, пригодных для городской экономики. Эти люди нанимались на поденную работу, прислугой, строителями, другими словами, могли проработать 30 лет, но так и не освоить ни марке­тинг, ни производство, ни искусство ведения переговоров с янки, контролирующими весь мир.

А вот как складывалась судьба мексиканцев, эмигрировавших в Калифорнию в 1900-1920-х гг. и работавших на фруктовых и овощ­ных плантациях крупных фермеров. Они просто сменили жизнь феодального крестьянина в Мексике на жизнь феодального крестья­нина в Калифорнии. «Условия в швейной индустрии были ничуть не лучше, — пишет Сойер дальше. — Но здесь ты, по крайней мере, был в курсе всего происходящего. Если же ты работал на плантациях Калифорнии, то понятия не имел, что происходит с овощами и фруктами после того, как их погрузят в машины. Если ты работал в маленьком магазине одежды, то получал жалкие гроши, вкалывал в поте лица много часов подряд в ужасных условиях, зато мог на­блюдать за действиями преуспевающих людей и набираться опыта для открытия собственного магазина».

После работы Боргенихт приходил домой к детям выжатый как лимон. Но зато он был жив. И был сам себе хозяином. Он нес ответственность за собственные решения и выбор. Ему приходилось несладко: его бизнес требовал постоянной работы мысли и вообра­жения. Зато вложенные усилия были напрямую связаны с вознаграж­дением: чем дольше они с Реджиной сидели ночью над фартуками, тем больше денег выручали на следующий день. Именно эти три элемента — независимость, сложность и взаимосвязь усилий и на­грады — отличают работу, которая приносит удовлетворение. Ведь по большому счету удовольствие нам доставляет не размер заработ­ной платы, а ощущение реализованности. Если бы я предложил вам $150 ООО в год за то, чтобы каждый день до конца жизни сортировать почту, вы бы согласились? Подозреваю, что нет. Такая работа не под­разумевает ни независимости, ни сложности, ни тем более взаимо­связи между затраченными усилиями и полученной оплатой.

Работу, которая отвечает всем этим трем требованиям, психо­логи называют содержательной. Содержателен труд учителя. Со­держателен труд врача. Вся прелесть швейной индустрии, какие бы жесткие правила в ней ни царили, состояла в том, что она по­зволяла таким людям, как Боргенихты, едва сошедшим с корабля в чужой стране, найти для себя содержательное занятие. Она при­носила ощутимые плоды: многие иммигранты, связавшие себя со швейной индустрией, сколотили немалые состояния. Но гораздо важнее то, как это повлияло на детей, выросших в семьях, где про­поведовался содержательный труд. Можете себе представить, каково было наблюдать за взлетом Реджины и Луиса Боргенихтов глазами их детей? На примере родителей эти дети усвоили то, что почти столетие спустя понял Алекс Уильяме, — важнейшую заповедь для тех, кто стремится достичь вершин в своей профессии, например в медицине или юриспруденции: если упорно трудиться и не от­ступать, найти верное применение уму и воображению — весь мир будет у твоих ног.

11

В 1982 г. аспирантка кафедры социологии по имени Луиза Фаркас посещала дома престарелых и пансионы в Нью-Йорке и Майами-Бич. Они искала людей, подобных Боргенихтам, а если точнее, детей таких людей, как Боргенихты, — тех, кто прибыл в Нью-Йорк на волне еврейской иммиграции в конце XIX столетия. После бесед с каждым из этих людей она составляла семейное древо, отображая род деятельности родителей, детей, внуков и в некоторых случаях правнуков.

Вот ее описание «объекта № 18»:

«Русский портной прибывает в Америку, устраивается на пото­гонную работу на швейной фабрике, получает гроши. Затем на­чинает забирать недошитую одежду домой и заканчивает ее вместе с женой и старшими детьми. Он работает ночами напролет ради повышения зарплаты. Впоследствии он продает пошитую одежду на улицах Нью-Йорка, собирает небольшой капитал и вместе с сыновьями открывает собственное дело — мастерскую по пошиву мужской одежды. Они предлагают более качественные вещи, и спрос на них быстро растет. Русский портной и его сыновья становятся производителями мужских костюмов и поставляют свою продук­цию в несколько магазинов мужской одежды… Отец и сыновья процветают… Их дети получают хорошее образование и работают по специальности».

А вот еще один пример. Кожевник, покинувший Польшу в конце XIX в.

Описания семейных древ, воссозданных Фаркас, занимают мно­жество страниц, и каждое следующее древо похоже на предыду­щее. Вывод очевиден: евреи, ставшие врачами и адвокатами, осва­ивали эти профессии не вопреки своему происхождению, а благо­даря ему.