Индейцы Дикого Запада в бою. «Хороший день, чтобы умереть!»

Из-за обычая оставлять тела погибших на поле боя, места крупных сражений превращались в братские могилы на открытом воздухе. Джеймс Томас в 1810 г. побывал на месте, где двумя годами ранее произошла битва между 1500 черноногих и 800 плоскоголовыми и кроу. С обеих сторон полегло много воинов, и спустя два года поле битвы все еще было усеяно останками погибших, черепа и кости валялись повсюду в огромном количестве.

^{Могила воина}

Если раненный в бою воин скончался по дороге домой, товарищи могли похоронить его или привезти тело домой. Во многом это зависело от расстояния, оставшегося до дома, и наличия погони. Шайены в таких случаях сооружали небольшую хижину и помещали туда завернутое в одеяла тело, укладывая его на ложе из белого шалфея. Хижина была покрыта травой, которую сверху обкладывали корой деревьев, а поверх всего этого натягивали одеяло, которое прикрепляли к земле колышками. Когда команчи возвращались после поражения, погибших хоронили по дороге. Они помещали труп в расщелину скалы или в неглубокую могилу и заваливали камнями.

^{Останки людей и лошадей на поле битвы у Литтл-Бигхорн. Фото 1877 г.}

Индейцы верили в загробную жизнь. Арапахо считали, что после смерти души отправляются в страну восходящего солнца, которая находилась далеко-далеко за горами, в долине около океана. Люди, находившиеся без сознания на грани смерти, а потом поправившиеся, говорили, что побывали в далекой стране, где видели палатки своих соплеменников и много разной дичи. Арапаху, погибшему в бою, не надо было совершать долгий путь в страну восходящего солнца по земле. Он быстро попадал туда по воздуху по тропе мертвецов, или, как ее еще называли, тропе убитых в битве воинов (Млечный Путь). Часто на могиле воина убивали его коня, чтобы ему было легче добраться в страну ушедших соплеменников. Черноногие седлали лошадь, заплетали гриву и хвост в косы, хвост завязывали в узел и украшали его и гриву подвесками из перьев. Считалось, что именно в таком виде дух лошади встретится со своим бывшим владельцем. Кайова-апачи убивали на могиле одну или нескольких лошадей, прокалывая животному грудь. Вдова крепко обнимала лошадь за шею и падала вместе с ней, кровь животного заливала ее. Сообщалось, что команчи конца XVIII — начала XIX в., если погибший был очень влиятельным в племени человеком, убивали не только его лучших лошадей, но также ломали оружие и перерезали горло любимой жене, после чего бросали их вместе с едой и одеждой в глубокую яму, которую засыпали землей. Обычай убивать лошадей на могилах прославленных воинов был широко распространен на Великих Равнинах и у племен Скалистых гор — гровантров, кроу, сиу, шайенов, омахов, канзов, ото, миссури, вичитов, неперсе, банноков и плоскоголовых. Если в большинстве племен лошадей на могиле стреляли или резали, то канзы, омахи, ото и миссури душили их. Как правило, на могиле воина убивали от 1 до 10 лошадей, но известны случаи, когда их было гораздо больше. Так, на могиле одного вождя кайовов было убито более 70 скакунов. Лишь у некоторых племен не существовало обычая убивать лошадей на могиле воина. Такими были равнинные кри, не обладавшие даже средними, по понятиям индейцев, табунами. Они только подрезали хвосты и гривы коней умершего. Этот метод также считался почетным способом отдать дань уважения погибшему, не лишаясь при этом ценной собственности. Так же порой поступали команчи, кроу, ассинибойны, сиу, сарси, плоскоголовые и шошоны. У плоскоголовых период скорби считался законченным, когда гривы и хвосты лошадей погибшего отрастали.

Тела наиболее прославленных воинов или вождей помещали в типи и оставляли там, когда община кочевала дальше. Подобный обычай существовал у сиу, черноногих, гровантров, сарси и ассинибойнов. Тело одевали в богатые одежды и клали на помост внутри типи. Иногда такие похоронные типи разграблялись проходящими мимо враждебными отрядами и белыми солдатами.

^{Воин пауни}

Некоторые племена считали, что убитый врагом воин в загробной жизни будет пользоваться большими привилегиями, чем умерший своей смертью. Луис Кортамберт отмечал в середине 1830‑х гг., что осейджи «полагают, что после смерти они попадают в другую деревню. Если они погибают в бою, то отправляются в деревню, где найдут много лошадей и дичи. Если же умрут от болезней, то переводятся в низшую категорию, отправляясь в убогую деревушку».