Индейцы озера Титикака

В связи со строительством лодок я проделал на острове интересный опыт. На вечерних беседах в асьенде я постепенно объяснял индейцам выгоды коллективного труда. Ты умеешь лучше всего рубить тотору, ты — плести веревки из травы, ты — придать лодке красивый вид, а ты — делать самые хорошие паруса. Если вы будете работать вместе, то сможете строить самые лучшие лодки и совместно их выгодно продавать. Таким образом из наших бесед постепенно родилась мысль заложить на острове производственный кооператив.

Начинали мы всего с одиннадцатью членами, сплошь молодыми людьми. Сделали несколько лодок, и вскоре приплыли перекупщики с континента. Обычно индейцы просили за лодку 120 тысяч боливиано (120 новых песо). Перекупщики всегда торговались и очень часто платили моим друзьям 110 и 100 песо. Кооператив цену повысил до 140 песо, поскольку торговцы на материке продавали лодки за 180 и 200 песо. Перекупщики от наших челнов отказались, поскольку нашли их слишком дорогими.

Индейцы расстроились — не продали, так как не сбавили цену, как обычно, и мне стоило немалого труда их уверить, что мы ни в коем случае не понесем убытков. Когда торговцы уехали, мы скупили лодки у тех, кто не входил в кооператив, за 120 песо. Затем перекупщики приехали снова. Поскольку на острове никто больше лодок не продавал, а лодки перекупщикам были необходимы, им пришлось обратиться к нам; мы запросили по 150 песо, и тем ничего не оставалось, как заплатить такую, до сих пор небывалую на острове цену за каждую лодку. От перепродажи лодок они все равно получили достаточно большую прибыль.

Когда разнеслась весть о том, что мы выручили за лодки такие деньги и что эти деньги члены кооператива делят между собой соответственно вложенному труду, в кооператив сразу вступило примерно 100 новых членов, то есть все, кроме самых «консервативных». Мы организовали на острове кооперативный магазин, для которого покупали товары прямо в Ла-Пасе и продавали их дешевле, нежели перекупщики на материке. Это завоевало кооперативу еще больше симпатий и определенно укрепило его позиции.

* * *

Жизнь на острове начинается очень рано, в пятом часу утра, в полной темноте, когда над озером сияют звезды тропического неба. В домиках зажигаются огоньки, и в воздухе распространяется запах дыма от очагов, где варятся картофель и ока на завтрак. Пронизывающий холод, на редкой траве и на строящихся бальсах лежит белый искрящийся иней. Вот так морозно начинается каждый зимний день. В начале шестого уже теплее. На востоке над зубчатой линией гор начинает бледнеть темная ночная синева небесного свода и в еще погруженной во тьму деревне слышится петушиное пение.

Пробегает утренний ветерок, и в сумраке наступающего дня между домиками появляются мужские фигуры, закутанные в длинные пончо, в цветных шерстяных шапочках, со свернутыми парусами, реями и длинными, узкими веслами на плечах. Рыбаки выходят на лов с дующим в это время попутным ветром. Восточная часть неба желтеет, и в седьмом часу над зубчатой грядой заснеженных великанов появляется огненный диск солнца. Обычный день острова начался.

На возвышении у церкви стоят юноши в свитерах или дешевых пиджаках, шапки у них глубоко натянуты на уши, шея и подбородок обмотаны толстыми шерстяными шарфами. Руки зябко засунуты глубоко в карманы. То тут, то там кто-нибудь обронит словечко. Все с интересом ловят новости о жизни в деревне и отплывающих рыбаках.

У обоих источников питьевой воды оживленно. Мягко ступая босыми ногами, сюда подходят женщины, у них большие темно-коричневые глиняные кувшины с узким горлом. Минуты ожидания, пока источник освободится, заполнены приятной беседой на звучном быстром аймарском языке. Одеты женщины в шерстяные недлинные юбки ярких цветов: красные, зеленые или сине-зеленые, широкие, перехваченные в поясе 34 тесьмой. Зеленые, синие, красные блузы составляют вместе с юбкой пестрый наряд. Холодно, и поэтому у всех без исключения на плечах рыжевато-коричневые накидки «лихля», спереди застегнутые большой английской булазкой (старинные бронзовые или серебряные булавки стали теперь уже редкостью). Черные волосы сплетены в две косы, свободно связанные на спине нарядным шерстяным шнуром с подвесками. Женщины или совсем без головного убора, или в излюбленных котелках. Набрав воду, они завязывают кувшин в пестрый полосатый платок, называемый агуайо, причем так ловко, что не разливают ни капли воды, и с этой ношей идут домой.

Индейских женщин я, вероятно, ни разу не встречал без ноши на спине. Утром и после полудня это большой глиняный кувшин с водою, иногда вязанка ботвы с бобами, горохом или ячменем, иногда картошка или ока с поля, а когда всего этого нет, то непременно черноволосый, черноглазый вава, то есть младенец, который лучше всего чувствует себя на маминой спине. С этой живой ношей ходят на поле, на рынок, работают и танцуют.