Индекс Франка

– А мы, похоже, на работе помрём, – скептически сказала Шубина, надув губы. – Не дождавшись отпусков. Семьдесят пять человек на шестерых. Пневмонии, кризы, инфаркты. Кафедра гериатрии, а не больница. А мы ведь, как нам постоянно напоминают – высокотехнологичная клиника с грандиозными планами! Одной рукой нам эти планы выписывают, а другой крылья подрезают! – и она указала пальцем в потолок, хотя Платонов понимал, что ткнуть им стоило бы вниз, на первый этаж, где был административный блок. – Дежурный терапевт знаешь, что по ночам делает, когда он в приёмном не занят?

– Что? – Виктор аккуратно размешал ложечкой сахар. Ему казалось, что если он хотя бы раз звякнет ей о стенки чашки, то гнев Шубиной тут же падёт и на него.

– Сумасшедших по коридорам ловит, – развела руками Марина Леонидовна. – Потому что уровень энцефалопатии в нашем отделении превышает таковой в городской психиатрической больнице! Если за ночь меньше трёх мочевых катетеров выдрали – считай, лёгкое дежурство. Ты загляни сюда среди ночи, удивишься!

«Чуть не заглянул, – едва не ответил Платонов. – Так что удивляться не пришлось пока…»

– Ладно, зачем пожаловал? – Шубина отмахнулась от назойливых мыслей о бардаке в терапии. – Опять посмотреть кого-то надо?

Виктор пожал плечами. Смотреть у них в отделении – по крайней мере, среди его больных – пока было некого.

– А чего тогда?

– Да у нас тут ночью сегодня…

– Наслышана, как же, – Марина Леонидовна встала, открыла оконную раму. – Ты ничего не видел, – сказала она, не оборачиваясь, достала из кармана халата пачку сигарет и закурила. – Весело у вас было. Полиция, идиот какой-то… Кравец, чувствую, баба со стержнем. Чувствую, сработаемся. Если стержень не погнётся.

Виктор согласился с Шубиной – это и впрямь было очень точное определение Полины Аркадьевны. То, как она быстро и безоговорочно приняла решение о госпитализации Беляковой, доверяя дежурному хирургу, напомнило ему лучшие годы армейской медицины.

– …Так ты к Полине, что ли? – взглянула на Виктора Марина Леонидовна, выпустив струю дыма в окно. – Она по палатам где-то. Я её домой отправить хотела, а она ни в какую. Я ж говорю – стержень. Ждать будешь?

Платонов посмотрел на часы и вдруг понял, что хотел бы дождаться Полину.

«Полину, – сказал он сам себе. – То есть у тебя в сознании уже произошло переосмысление. Она перестала быть Полиной Аркадьевной…»

– Подожду, – ответил Виктор, вернувшись с чашкой кофе на диван. – По прошедшему дежурству надо один вопрос утрясти. Надеюсь, не сильно мешаю.

– Мешаешь, конечно, – нахмурилась Шубина. – Я теперь буду постоянно думать, тем ли боком я к тебе повернулась и что у меня с причёской. Хотя к чёрту причёску. Такой ветер на улице – тут уж не до красоты. Ладно, ты сиди, я по своим старикам пройдусь.

Она щелчком отправила окурок в путешествие по волнам осеннего ветра, закрыла окно, взяла со стола фонендоскоп, на секунду замерла у двери, что-то прошептала себе под нос и решительно вышла в коридор.

Платонов, оставшись один, взял на диване пульт от телевизора, дощёлкал до канала «Матч» и сделал погромче. Кофе не особо помогал; под какую-то аналитическую передачу, посвящённую нашему футболу, Виктора стало клонить в сон. Боясь опрокинуть горячий напиток, он поставил чашку на стол рядом с диваном и позволил себе задремать.

– …Можно меня не преследовать? – услышал он сквозь сон. – Я всё вам сказала в палате. А здесь, уж будьте любезны, позвольте поработать с историями болезни без вашего участия и присутствия.

Хлопнула дверь, раздался стук каблуков, скрип кресла. Виктор приподнялся на диване. Кравец сидела к нему в пол-оборота, бросив фонендоскоп на стол и легонько постукивая по компьютерной мышке аккуратным блестящим ногтем. Она обладала какой-то притягательной силой – идеальный профиль, яркие волосы, тонкие пальцы…

Полина вздохнула и покачала головой, разговаривая с невидимым собеседником. От этого Платонову стало совсем уж неловко; он протянул руку за чашкой остывшего кофе, тихо кашлянул – и понял, что на самом деле давно обнаружен. Кравец, наклонив голову, насмешливо смотрела в его сторону, приподняв брови.

– Это вы так долго думали, подняться на кофе или нет? – спросила она Виктора. – Я, знаете, уже и не ждала.

– Нет, конечно, – Платонов смутился, чего с ним, в принципе, давно не случалось. – Я не мог прийти… Тогда…

Он не смог сказать «ночью», потому что это прозвучало бы странновато для диалога мужчины и женщины, знающих друг друга всего час.

– А что так? – повернулась к Виктору Полина Аркадьевна. – Или вас так часто приглашают, что вы ещё думаете, стоит идти или нет? Виктор Сергеевич, мы – взрослые люди, сказку «Золушка» в детстве читали и знаем, что приглашения на кофе превращаются в тыкву ровно в восемь утра на сдаче дежурства…

Платонову очень хотелось нахамить в ответ, но он сумел взять себя в руки.

– Я тут со вполне определённой целью, – он отставил кофе в сторону, поднялся с дивана и сложил руки на груди. – Думал, что вам нужно знать. Белякова умерла сегодня на операционном столе. Аррозивное кровотечение. Не успели ампутировать…