Индиана Джонс и Дельфийский оракул

В ответ Инди лишь плечами пожал.

– Послушай, мне выпала редкая возможность, и притом отличная, и мне не хочется упускать ее из-за смутных подозрений.

Шеннон поднял руки вверх.

– Я ведь не настаиваю. Просто высказываю свое мнение.

– Ты же знаешь, как смущает меня роль кабинетного ученого. Может, именно приключений мне и не хватало.

– Не знаю, чего тебе не хватало, но, бьюсь об заклад, со своим профессором ты хлебнешь их под завязку. Черт, не знаю. Глядишь, ты и прав.

Когда принесли выпивку, Инди огляделся и удивился заполнившей кафе толпе, будто материализовавшейся из воздуха.

– За Грецию, – провозгласил Шеннон. – Надеюсь, тебе повезет.

Инди пригубил перно, затем кивнул в сторону лежащего перед Шенноном листка.

– Что пишешь?

– Да так, песню.

– Песню? Для оркестра?

– Разумеется.

– И кто же будет петь?

За гордым словом «оркестр» стоял сам Шеннона с корнетом, пианист из Бруклина, чей профессиональный опыт ограничивался выступлениями в кабацких концертах, и парижанина-барабанщика, заинтересовавшегося джазом лишь после прослушивания пластинок Шеннона. Вроде бы ни один из них не поет. Шеннон взмахнул бумажкой.

– Я ищу певицу. Но только по-настоящему темпераментную, с низким голосом. Никаких сопрано. В Чикаго я бы просто сходил в «Сады» или «Страну грез», и у меня отбоя не было бы от кандидаток.

– Еще бы! Но они не очень-то рвутся в Париж.

– О, еще понаедут, Инди! – Шеннон подался вперед, глаза вспыхнули от охватившего его волнения. – Ты только посмотри, какие толпы собирает наш доморощенный джаз-банд. Этот город жаждет джаза. Оркестры вот-вот ринутся сюда. Десятки, сотни оркестров! Послушай и скажи свое мнение. Называется «В Латинском квартале».

Шеннон прищурился, вчитываясь, и нараспев повел:

Из Чикаго скрылся

Полуночью безлунной.

По морям носился

В мрачном, темном трюме.

А когда в квартале

Вышел, оглянулся -

Сплошь американцы,

Словно я вернулся!

В Латинском квартале,

В Латинском квартале,

Встретимся снова

В Латинском квартале…

– Пока все, – пожал плечами Шеннон.

– А почему ты не написал в последней строке первого куплета «я, кажется, рехнулся» вместо «словно я вернулся»?

– Потому что это неправда. И потом, ритмический рисунок другой.

– Мне нравится, – кивнул Инди. – Даже не догадывался, что ты пишешь песни.

– Ну, пока это всего лишь слова на бумаге. Но, по-моему, из меня так и рвутся душещипательнейшие любовные песни. Впрочем, сперва надо откопать певицу.

Инди засмеялся.

– Ха! По-моему, тебе нужна не просто певица.

Тут у дверей поднялась суматоха, и оба одновременно повернулись на шум. Грохотали стулья, кричали люди. Инди искоса оглянулся через плечо.

– В чем дело?

– Похоже, столик не поделили.

– Шайка дадаистов. Можно было и догадаться, – сухо бросил Инди.

Дадаисты захватили два столика по обе стороны от входа, и теперь один из них барабанил по столу и распевал что-то вроде: «Царь… царь… царь…». Другой вторил: «Арфа… арфа… арфа…».

– О чем они там?

– Тцара и Арп. Тристан Тцара – поэт. Жан Арп – художник. Говорят, они собирались заглянуть сюда сегодня вечером.

– Значит, затевается вечер дадаистов, – без энтузиазма резюмировал Инди.

Шеннон одним глотком допил свой перно.

– В общем-то, они не такие уж скверные ребята. Просто утюжат всякого, в ком видят поборника традиций.

– То есть всех подряд, – отметил Инди. – У меня от их утюжки сплошные складки.

– Они совершают прорыв, Инди. Такие люди нужны, чтобы изредка встряхивать нас от спячки.

– Согласен, но они зависят от традиций ничуть не меньше прочих. Пожалуй, даже больше.

– С чего бы это?

– Да где бы они были без традиций, Джек? Не будь традиций, и ломать было бы нечего.

Шеннон усмехнулся и тряхнул головой.

– Ага, пожалуй. Но еще раз повторю, нам не обойтись без людей, указывающих путь к ниспровержению старых идолов. Если мы скоренько не придумаем что-нибудь новенькое, то сами ввергнем себя в очередную войну.

– Ты тоже делаешь прорыв, Джек, но, держу пари, не плюешь на священников и монахинь. И как подобное поведение может помешать разжиганию войны?

– Инди, они плевали на собственных друзей. Это была просто демонстрация, сам знаешь. Те просто вырядились священниками и монахинями. – Шеннон встал. – Значит, посидишь еще?

– Только первое отделение.

– Слушай, ты серьезно насчет Греции?

– Еще не знаю, Джек. Надо пораскинуть мозгами.

Шеннон легонько двинул Инди кулаком в плечо.

– У меня такое чувство, что ты все-таки поедешь.

К середине первого отделения клуб был набит битком. Инди опорожнил второй стакан перно одновременно с окончанием соло Шеннона. Зеленый, отдающий лакрицей напиток уже сделал свое дело. Инди с минуту прикидывал так и этак, идти ли к бару за следующей порцией или поскорей убраться отсюда.

Натянув свою кожаную куртку, он принялся осматриваться в поисках шляпы. Заглянул под стол и осмотрел соседние стулья. Наконец, поднял руку и обнаружил шляпу на голове. Ага, определенно пора уходить. Инди встал и посмотрел на сцену. Шеннон тараторил о следующей пьесе.