Индиана Джонс и храм судьбы

Когда места были распределены, Чаттар Лал подошел к двери, дважды хлопнул в ладоши и провозгласил, сначала на хинди, затем по-английски:

— Его Верховное высочество, хранитель традиций Раджпута, махараджа Панкота Залим Сингх!

Все взгляды обратились к двум массивным серебряным створкам входной двери. Створки распахнулись, и через порог переступил махараджа Залим Сингх. При его появлении все изогнулись в почтительном поклоне. Уилли последовала общему примеру, однако ухитрилась-таки при этом стрельнуть глазами в направлении махараджи — и Джонс увидел изумление на ее лице. Он тоже повел взглядом в сторону панкотского принца и увидел, что его высочеству от силы лет тринадцать.

— Это и есть махараджа? Этот мальчишка? — прошептала Уилли, и на лице ее выразилось такое разочарование, какого Индиане еще видеть не приходилось.

— Может быть, ему нравятся зрелые женщины... — ободряюще предположил он.

Залим Сингх направился к своему месту во главе стола. На нем было длинное одеяние из золотой и серебряной парчи, отделанное алмазами, рубинами, изумрудами и жемчугом. Тюрбан также украшала россыпь камней и венчала диадема в виде бьющего фонтана. Драгоценное убранство дополняли серьги в ушах и кольца на пальцах рук и ног. Лицо его выглядело по-детски нежным: ни волоска, ни морщинки, лишь остатки младенческой пухлости. Лицо это было скорее женским. И довольно красивым.

Принц скользнул надменным взглядом повелителя по склоненным головам и наткнулся на Коротышку, который не стал утруждать себя поклоном. Китайчонок стоя в своей бейсбольной кепке, жевал резинку и неприязненно разглядывал своего сверстника, возомнившего о себе, судя по всему, бог знает что. С первого мгновения между ними возник естественный антагонизм.

Инди метнул в Коротышку через стол испепеляющий взгляд, однако тот не превратился в горстку пепла. Голову перед принцем он, впрочем, соизволил-таки склонить, решив про себя, что кланяется не этому надутому сопляку, а Инди.

В конце концов махараджа уселся на приготовленную для него золотую подушку. По его кивку уселись и остальные. Инди сочувственно улыбнулся Уилли, чьи честолюбивые надежды рассеялись как дым, и попытался утешить ее:

— Не грусти. Бог с ним, с принцем, сейчас будет ужин!

Это возымело свое действие. Девушка тут же оживилась и возбужденно прошептала:

— Сроду у меня не было такого зверского аппетита.

Появились слуги с серебряными блюдами, на которых дымилась горячая пища. Уилли, на мгновение закрыв глаза, жадно втягивала аромат еды. Когда она вновь их открыла, первое блюдо уже стояло на столе: запеченная целиком дикая свинья, пронзенная насквозь стрелами, с выводком печеных поросят, прильнувших к ее сосцам.

— Боже... Какая мерзость... — покоробленно проронила Уилли.

Индиана изумленно разглядывал зловещую кулинарную фантазию, которая выглядела по меньшей мере странной. Ведь индуизм запрещает есть мясо. Скосив глаза на Бламбертта, он заметил, что тот не менее удивлен. Малолетний махараджа подал знак стоящему рядом с ним Чаттару Лалу, чтобы тот нагнулся, и прошептал что-то ему на ухо. Премьер-министр кивнул и, распрямившись, провозгласил:

— Его высочество приветствует своих гостей, в особенности знаменитого доктора Джонса, археолога из Америки.

— Для нас большая честь быть гостями его высочества, — почтительно склонил в ответ голову Индиана.

Маленькая ручная мартышка вскочила на плечо Коротышке, схватила со стола цветок и весело затараторила. Китайчонок рассмеялся. Обезьянка сорвала с него шапочку — он отнял ее. Они пожали друг другу руки и принялись шептаться, кидаться лепестками цветка и вообще забавляться как два братца-сорванца за чинным семейным застольем.

Пока Уилли все в том же оцепенении продолжала таращиться на бедную свинью, зажаренную с собственными детишками, Индиана вел непринужденную беседу с Чаттаром Лалом, разместившимся во главе стола рядом со своим повелителем:

— Хочу задать вам один вопрос, господин премьер-министр. Я тут рассматривал некоторые из ручных работ, собранные махараджей...

— Чудесная коллекция древностей, не правда ли?

— Я не уверен, что все они настолько уж древние. Некоторые, по-моему, вырезаны совсем недавно. Они напоминают изображения, которые использовались Душителями, поклонявшимися богине Кали...

При упоминании о Душителях за столом воцарилась тишина. Словно Джонс нарушил какое-то табу, совершил недопустимую оплошность. Все индийцы, как один, уставились на археолога. Чаттар Лал вежливо ответил, но в голосе его чувствовался холод:

— Это невозможно, доктор Джонс.

— Насколько я помню, эта провинция, вероятно, даже именно эта область являлась центром культа Удушения, — продолжал гнуть свое Индиана, чувствуя по реакции хозяев, что задел больное место, и решив поглубже прощупать почву.

Бламбертт неожиданно также присоединился к разговору:

— А, Душители! Восхитительные извращенцы. Выслеживали и душили странников. Подумать только — в этой самойпровинции! Этому делу, помнится, положил конец один английский офицер, майор...

— Слимэн, — подсказал Индиана. — Уильям Слимэн.