Индиго

– Алан, я должен предупредить на случай, если тебе все-таки есть что скрывать, – возвращает меня в реальность Деррек Свенсон. Я устремляю на него вопросительный взгляд. – Прямых улик у следствия пока нет, но думаю, что уже завтра к тебе нагрянут с обыском, – поясняет адвокат. – Подготовься. Сюрпризы нам не нужны.

Предостережение адвоката помогает мне на какое-то время мысленно переключиться. Деррек прав, сюрпризы нам не нужны, а для того, чтобы выяснить, что произошло с Мириам, я должен обезопасить себя и расширить возможность для маневра. Подозреваю, что времени у меня в обрез. Других подозреваемых нет, а значит, фокус внимания полностью сосредоточится на мне. Это плохая новость, о которой дипломатично умолчал Свенсон.

Вернувшись домой (хорошо, что журналисты еще не успели выяснить адрес), я первым делом поднимаюсь в свой кабинет. Нужно проверить одну из мелькнувших во время беседы с адвокатом догадок. Обогнув рабочий стол, сажусь в кресло и открываю первый выдвижной ящик. Сверху лежит распечатанная рукопись, я нетерпеливо отодвигаю ее в сторону и нервно чертыхаюсь. Проверяю еще раз и, снова не обнаружив искомых документов, хватаюсь за голову.

Черт!

Черт!!!

Сам идиот!

Нужно было быть осторожнее. Какого хрена я оставил бумаги на развод практически на виду?

Я должен был предусмотреть, что Мириам может случайно наткнуться на них, но черт, она появлялась в моем кабинете крайне редко, и вероятность, что она полезет рыскать по ящикам, была ниже критической отметки.

Однако это случилось.

Поздно посыпать голову пеплом. Мири нашла документы и наверняка пришла в бешенство, хотя я не сделал ничего, что шло бы вразрез нашим договоренностям. Мириам просила дать ей время, я дал. Мы попытались. Сроки давно истекли. Ничего не вышло, и она не могла этого не осознавать. Но я как последний болван тянул с серьезным разговором, потому что не хотел портить ее триумф. Потому что жалел ее… или еще на что-то надеялся?

«Скажи, как можно одинаково сильно любить и ненавидеть одного и того же человека»?

На самом деле я не знаю ответ, потому что не мог ненавидеть Мириам, даже когда она лгала мне и предавала. Искал ей оправдания, винил себя, пытался закрывать глаза на очевидные вещи.

Наверное, я мазохист и заслужил все, что имею сейчас, а имею я без малого железный довод сомневаться в том, что видел собственными глазами.

«Ты будешь искать меня повсюду, но не сможешь найти».

Наверное, я идиот, раз допускаю мысль, что Мириам может быть жива. Ярость, испытанная мной возле бассейна, возвращается в троекратном объеме. Тогда я убедил себя, что она решила умереть мне назло, а сейчас уверен, что в своем желании наказать меня Мириам пошла гораздо дальше.

«Ты придешь в дикую отчаянную ярость и, может быть, захочешь убить меня, но никогда не сможешь забыть».

Я и не собирался ее забывать… или убивать. Нет.

Мне нужно понять, как она это сделала, и сконцентрироваться на том, чтобы вернуть Мириам и заставить объяснить все. С самого начала.

Снова заглянув в выдвинутый ящик, замечаю на месте исчезнувших документов затертый потрепанный ежедневник и коллекционный экземпляр «Индиго». Посомневавшись, откладываю блокнот на потом и беру в руки книгу.

Я не читал ее рукопись. Не знаю почему. Возможно, потому, что она никогда не считала нужным читать мои рукописи, или боялся найти на страницах что-то личное… обо мне, о нас, о Тиме.

Однако, открывая книгу Мириам, я даже предположить не мог, какой дьявольский ад найду внутри.

«В мире одиноких людей каждый занят поиском того, кто заполнит зияющую внутри пустоту, но почти никто не задумывается о том, что из двух наполовину пустых сосудов только один может наполниться до краев, если другой разобьется.

Я прошу тебя, читающего сейчас эти строки: если не готов разбиться, не ищи».

Это было написано на пустой первой странице в качестве обращения к читателю. Мой первый шаг во тьму начался именно с этих строк.

* * *

Я читал весь вечер и половину ночи. Закончив, осознал, что выкурил две пачки сигарет. Спустился вниз за третьей и, вернувшись, переключился на ежедневник. К утру выпил два литра кофе и чудом не поседел. У меня не было слов, мыслей, предположений и каких-либо версий. Я был разбит, выпотрошен, уничтожен. Когда забрезжил рассвет, сорвался с места и выбежал из дома. Забив на предостережения адвоката, запрыгнул в свою машину, ударил по газам и едва не сбил незнакомого мужчину, появившегося в проеме автоматически открывшихся ворот.