Индиго

«Алан, у папы больное сердце, алкоголь ему противопоказан, а я не откажусь от бутылочки «Шато», пармезана и коробки конфет».

«А цветы? Какие ты любишь цветы, Эни?» – с улыбкой печатаю я.

«Алан, о таком не спрашивают, а просто дарят. Но я умоляю тебя – никаких цветов. У меня аллергия на пыльцу».

«Ты это только что придумала?»

«Если заявишься с букетом, я не открою дверь».

«Звучит как вызов». – С губ срывается смешок, и пробегающая мимо медсестра бросает на меня осуждающий взгляд.

«Сделай, как я прошу, Алан. Хотя бы ради исключения», – приходит сдержанный ответ. Моя улыбка мгновенно меркнет, а где-то под ребрами начинает болезненно тянуть.

– Мистер Флеминг?

Задрав голову, я узнаю доктора Тэрренса. По выражению его лица сложно что-либо прочитать из-за медицинской маски, но он не похож на человека, собирающегося сообщить мне скорбную новость.

– Ваш тесть вышел из комы, – с легким недоумением произносит док, и я с облегчением выдыхаю. – Все показатели в норме, и если ситуация не изменится, то в скором будущем мы переведем его в обычную палату.

– Спасибо, док! – Встав, я благодарно пожимаю руку доктора Тэрренса. – Вы сотворили чудо.

– Это действительно исключительный случай, – задумчиво отзывается мужчина. – Я поражен. Могу задать вам вопрос?

– Разумеется. Спрашивайте.

– Что вы вложили в ладонь мистеру Бенсону?

– Семейные реликвии, – не моргнув глазом, быстро отвечаю я. – Они дороги Камерону как память. Могу я попросить вас оставить их рядом с ним? Хотя бы на какое-то время?

– Необычная просьба, но почему бы нет? – пожав плечами, соглашается доктор Тэрренс.

Глава 18

Я не возлагал на этот вечер больших ожиданий, но, как оказалось, совершено напрасно. Райан Одли встретил меня тепло, словно давнего знакомого. Я не ощущал никакого напряга, недосказанности, косых взглядов, фальши или лицемерия. Это было неожиданно, непривычно, за последние годы я привык совершенно к другому формату общения – никакому. Можно пересчитать по пальцам тех людей, с которыми я разговаривал больше пяти минут, и еще меньше тех, с кем я поддерживаю постоянную связь.

Нет, я не утрирую, не преувеличиваю и не искажаю действительность. Несмотря на богатое воображение, я реалист, крепко стоящий на земле обеими ногами.

Когда находишься под постоянным прицелом алчных до грязных сенсаций журналистов и жаждущих расправы фанатичных поклонников Мириам Флеминг, потребность в коммуникации с социумом отпадает сама собой. Порой мне хотелось тоже исчезнуть, и в какой-то момент именно это я и сделал.

Не так, как Мири. Нет.

Стены моего проклятого дома оказались гораздо толще и крепче, чем все заклятия вымышленных и реальных чудовищ Мириам, но я упрямо продолжал жить, если можно назвать жизнью то, что происходило со мной в течение четырех лет с ее исчезновения.

«Если бы мы умели жить сегодняшним днем, не оборачиваясь назад и не заглядывая в будущее…»

Это я распорядился, чтобы на памятнике выгравировали именно эти строки. Каждый, кто был там, по-своему понял смысл, вложенный в слова эпитафии, но никто – что они значили на самом деле. Для меня, для нее, для всех нас. Только я знаю. Я один знаю.

Но не будем о грустном. Мири была права в одном: надо пытаться жить в настоящем, ценить каждое мгновение. Жаль, что сама она так не могла.

В небольшой уютной гостиной за столом с вкуснейшим ужином меня принимают пусть не как близкого родственника, но почти как друга семьи, а не прокаженного изгоя с недоказанным клеймом убийцы.

Райан ведет себя на удивление тактично, создав впечатление остроумного и интересного собеседника, постоянно подбрасывающего темы для необременяющего разговора, которые можно легко и непринужденно поддерживать.

Эни в домашней обстановке тоже ведет себя совершенно иначе. Смеется, шутит, жалуется на кота, в очередной раз пометившего ее обувь, улыбается просто так, без причины, и забавно смущается, когда пересекаются наши взгляды. А я постоянно ловлю себя на том, что любуюсь ею так, как давно уже не любовался красивой женщиной. Удивляться тут нечему. Она сногсшибательно выглядит в маленьком черном платье, идеально подчеркивающем стройность ее фигуры. Без косметики и украшений Аннабель умудряется сиять ярче любой красотки с обложки журнала. Я поражен, заворожен, обескуражен, соблазнен и очарован, а она, словно нарочно, не предпринимает ни малейшей попытки флирта, держа меня в постоянном сексуальном напряжении в ожидании хоть какого-то сигнала с ее стороны. В ней снова что-то изменилось, и я никак не могу уловить, что именно.