Индия. 33 незабываемые встречи

Стоящая на коленях рядом со мной Падма что-то шепчет, наклонясь вперед, в его освещенное улыбкой помолодевшее лицо. «Я дам Вам индусское имя» – говорит он мне внезапно и одновременно благословляющим жестом откуда-то ниоткуда, из-под хитона, достает что-то и протягивает мне. Его губы тихо произносят мое новое имя, а я изумленно разглядываю драгоценный подарок – раковину валампири, ту самую, закрученную в обратную сторону.

Спустя две недели, совсем в другом городе, в тихом гостиничном номере настигает меня телефонный звонок Я снимаю трубку и слышу захлебывающийся голос Падмы (Боже, думаю я, как она смогла меня здесь отыскать?). «Ты знаешь, – кричит она сквозь писки и потрескивания немыслимых расстояний, – Ачарья вызвал меня в Канчипурам и сказал помнишь русского, которого ты привозила ко мне? Я дал ему неправильное имя. Я много думал, найди его и скажи ему его настоящее имя». Иона по слогам несколько раз повторяет мне имя, данное великим Шанкарачарьей, имя, которое никогда не будет вписано в моем паспорте, но оправдать которое я должен буду всей последующей жизнью.

Я достаю книгу, которую всучили мне тогда в Канчипураме и долго смотрю на обложку, на портрет великого старца. Какая-то несказанная безбрежная благодарность переполняет меня – как в тот памятный день нашей первой встречи, когда теплая волна его доброты властно толкнула меня в грудь. Почти машинально раскрываю я книгу – и вдруг вижу фамилию того русского, который за много лет до меня принес в Канчипурам мысль о России. Открытие потрясает меня! Неизвестный соотечественник оказывается на самом деле хорошо знакомым мне человеком!

Семен Иванович Поляев – вот кто был собеседником Шанкарачарьи, вот кто подвигнул его на мысль отправиться в Россию.

Об этом, впрочем, умалчивает подаренная мне книга. Собеседники говорят в ней об адвайте – веданте, о майе, но сквозь философский их диалог, диалог ученого и подвижника, я внутренним каким-то слухом слышу их разговор о России. Несохранившийся в стенограмме, невоплощенный в уникальное загималайское паломничество разговор этот тем не менее в каком-то ином, неземном измерении крепко-накрепко соединил души наших народов. Он был значителен, это разговор, а ничто значительное не исчезает в этом мире без следа.

С.И. Тюляев – старый индолог, автор классических работ по индийскому искусству; мы часто общались на конференциях, посвященных Н.К. Рериху.

Спустя месяца два после его ухода из жизни, кто-то сказал, что он очень хотел о чем-то со мной поговорить – увы, я узнал об этом слишком поздно.

А потом умер и старый Шанкарачарья… он был действительно стар. Ему выпала долгая-долгая жизнь, не уместившаяся в целое столетие. Он так долго был на этой Земле, что казался бессмертным.

Но не забудем, что это был Шанкарачарья и по поверьям его народа в нем жил дух древнего философа Шанкары, прямым приемником которого он являлся, великого Шанкары, философию которого изучают в университетах Индии и всего мира, ибо в этой философии заключены высшие прозрения человеческого рода.

И какое великое счастье, что есть на этой Земле такая страна – Индия. Бессмертная Индия.

* * *

И тут я хотел бы поставить точку. Но так случилось, что много лет спустя я снова встретился с двумя знакомыми мне Шанкарачарьями.

Мы приехали с моей взрослой дочерью. Средний, ныне старший Шанкарачарья как ни странно узнал меня и благословил нас обоих.

С бывшим юным из них мы снова встретились в тот приезд. Он стал давно уже взрослым темнобровым мужчиной и принимает активное участие в кастырской деятельности.

Днем мы видели его в одной деревне, где творилось совершенно языческое действо. В хлеву стояли быки и коровы, весело разукрашенные в яркие цвета, с золотыми рогами, с влажными гирляндами на морщинистых шеях, а он ходил среди них со своим жезлом и трудолюбиво их всех (быков и коров) благословлял.

На улице стоял спокойный слон; по знаку Шанкарачарья, он тоже включился в процесс и благословил нас обоих, поочередно возложив на головы мощный хобот и тепло дунув на нас.

Шанкарачарья назначил нам встречу поздно ночью в одной из соседних деревень. Мы приехали на джипе, он и свита пришли пешком.

Он сидел у стены, керосиновые лампы вздрагивали вокруг него, какие-то тени метались по потолку. Время от времени перед ним простирались на полу дети и взрослые. В нем уже ничего не осталось от того испуганно-нежного юноши середины 80-ых годов.

Мы сидели на каменном полу, на котором цветными мелками были нарисованы сакральные узоры. Бог легко и красиво говорил на английском языке. Несмотря на непрошедшую еще молодость, от него исходило что-то отцовское.

Он пошел нас провожать. Вокруг темная пахнущая дымом индийская деревенская ночь. Лаяли собаки. В небе стояли мириады крохотных звезд. Он вдруг посмотрел на меня сбоку и спросил:

– Вы не думаете баллотироваться в Думу?

Я содрогнулся.

– Нет, конечно, нет.

Он задумчиво смотрел в непроницаемую тьму.

– Это хорошо. Иначе вас могут убить.

И добавил:

– Во всяком случае, если вам будет нужен совет, обратитесь к Примакову.