Одним из основных элементов философии Ашоки была доктрина ахимсы, ненанесения вреда любому живому существу. Ашока осознал, что война несет бесконечные нравственные и физические страдания. Он решил, что в дальнейшем будет прикладывать все усилия к тому, чтобы воздерживаться от применения силы. Как сказано в одном из эдиктов, «если кто-нибудь и грешит, Любимый Богами должен вынести все, что выносимо». Применению силы как последнему средству нужно сопротивляться, проявляя сочувствие и сострадание до тех пор, пока это возможно. В соответствии с принципом ахимсы Ашока запретил убивать скот и очень гордился, что ему удалось сильно сократить потребление мяса по всей Индии. Сам он бросил охоту — традиционное занятие индийских царей, заменив ее паломничествами к святым местам буддизма.
В своем правлении Ашока уделял особое внимание принципу терпимости, одной из важных составляющих дхармы. Несмотря на свою приверженность буддизму, он не считал себя главой какой-то церкви или секты, напротив, утверждал, что все религии заслуживают уважения. Его эдикты призывали всех следовать примеру царя и осознать важность терпимости и взаимного уважения.
Ашока рассматривал себя и как отца, и как слугу народа, который вверил ему заботу о своем счастье и благополучии. Это было третьей составляющей его философии:
Все люди — мои дети. <...> И как своим детям я желаю всего счастья и благополучия, которые они могут обрести в этом и в следующем мирах, так я желаю этого и всем людям.
Поэтому он смягчил жесткие законы времен Чандрагупты и по всей стране занимался строительством дорог, больниц, постоялых дворов, рытьем колодцев и посадкой целых рощ, дающих тень и прохладу. Для продвижения своих идей он создал специальный тип чиновников — дхармамахаматров, «смотрителей закона». Их задачей было следить за правительствами провинций — насколько те озабочены нуждами народа; подчинялись эти чиновники непосредственно Ашоке. Он говорил, что благоденствие царя всецело покоится на физическом и нравственном процветании подданных. И поэтому его долг — денно и нощно трудиться им на пользу. Как и его дед Чандрагупта, Ашока мог без устали, где бы и когда бы он ни оказался, заниматься общественными делами.
В любое время — ем ли я, или нахожусь в женской спальне, или в своих внутренних покоях, или на конюшне, или гуляя по саду <...>, просто в непрестанном труде и в государственной службе я не нахожу удовлетворения.
Я полагаю, что мой долг — забота о благополучии всего мира, а тяжелый труд и общественные дела — способы добиться этого.
Однако при всем своем идеализме Ашока оставался очень практичным человеком. Он был достаточно мудр, чтобы не вмешиваться в дела главных институтов власти Маурьев. Несмотря на раскаяние, вызванное взятием Калинги, он продолжал управлять этой страной как неотъемлемой частью империи. Он сохранил созданную предшественниками разветвленную сеть шпионов, и нет никаких свидетельств того, чтобы он пытался хоть как-то сократить действующую армию Маурьев. Он почти не смягчил уголовных законов и сохранил смертную казнь, только разрешил приговоренным перед казнью привести в порядок свои дела. Ашока, судя по всему, отлично разбирался в вопросах управления империей. Он сознавал, что в его стране живут народы самых разных верований и обычаев. Как и другие великие люди в истории, он понимал, что на одной силе империя долго держаться не может. Он помнил об этом, когда старался утвердить закон дхармы, новое имперское кредо, и надеялся, что дхарма поможет объединить людей в их преданности государству.