Индия. На плечах Великого Хималая

Я сижу на плоском камне

у тропинки, ведущей к морю,

и человек какой-то

в одной лишь повязке на бёдрах

стоит и на меня смотрит.

А я записываю в блокноте

самые разные вещи

о том, что стоит и смотрит,

как я на диковинную бабочку

с ярко-синими полосками на крыльях,

что на моём рюкзаке сидела

за минуту до этого человека,

но пришёл он, и улетела…

Остались лишь мысли типа:

«Положил рюкзак на колючки,

теперь, наверное, в дырках»,

или: «Когда же свалит

этот мэн, темнокожий и тихий?»

А он переступает с ноги на ногу,

ждёт, что я выкину какой-нибудь фортель,

встану, например, и спляшу буги-вуги,

сминая кактусы босыми пятками,

или большой вороной

сяду на его плечи:

ведь он — словно дерево,

раскатываемое ветром,

стоит и не догадывается,

что я пишу о нём.

«В этих краях, похоже,

я единственный иностранец, —

так я пишу в блокноте, —

и в отлив на бескрайнем пляже

рыбаки расставляют сети,

чтобы при лунном свете

заполнить серебряной рыбой».

Написал, но он не уходит.

— Я работаю, ты понимаешь?

говорю, и он повторяет:

— Я работаю, ты понимаешь.

— Бай! — говорю я ему.

И он повторяет: — Бай.

И я внезапно врубаюсь,

что он — моя тень дневная,

я её потерял однажды

на жёлтой песчаной тропинке,

и к ночи, когда зайдёт солнце,

и сети наполнятся рыбой,

её уже точно не будет.

Шива и компания

В девять утра Кришна уже ждал нас в джипе: он ночевал внизу, вместе с паломниками, и мы отправились в форест-офис. Последний, как и положено, находился в лесу: некий неприглядный сарайчик, где сидели два чиновника. Для того чтобы получить разрешение на проход к леднику, пришлось заполнить довольно большое количество бумаг. Компьютеризация сюда ещё не добралась. Наши легкоанглоязычные спутницы (для Тони английский почти родной, а Катя долго жила в Штатах) делали это гораздо быстрее, чем мы, поэтому Сева, Носов и я тоже заполняли, но не бумаги, а пространство и без того маленького помещения.

Тем временем в офис начали подходить другие посетители. Я разговорился с одним индийцем, на лице которого просто было написано высшее образование. Он привёл с собой пару из Европы и, судя по разговорам, происходящим между ними, работал гидом. Я попросил его прокомментировать карту, висящую на стене, и рассказать о Ганготри. Безусловно, ледник Гомукх — основное место паломничества и основная достопримечательность этих мест. Но есть несколько красивейших озёр, расположенных неподалёку от посёлка Харсил, есть также высокогорное озеро Кедратал, к которому можно добраться из Ганготри по одному из притоков Бхагиратхи, путь туда занимает два дня, но подъём не требует специального снаряжения. Можно продолжить путь и выше ледника — на плато Тапован, где летом живут особо продвинутые йоги. Но разрешение на проход к леднику стоило 600 рупий (для индийцев оно стоит намного дешевле) с человека и выдавалось на два дня. Мы решили ограничиться посещением Гомукха и возможным трекингом на Кедратал, куда разрешения не требуется.

Денежный сбор здесь вполне оправдан — экологическая культура в стране пока на очень низком уровне, мусор чаще всего летит под ноги и остаётся на склонах Хималая. Убирать его приходится сотрудникам заповедника. Но беда не только в мусоре, оставляемом отдельными туристами и паломниками, мусор всего человечества, выбрасываемый в небо, — причина глобального потепления, а оно, в свою очередь, ведёт к тому, что ледники с каждым годом уменьшаются в размерах. На последней Кумбха-Мела (как я уже отмечал, это не только праздник, где радуются люди, боги и даже демоны, но и «собор» великих учителей Индии, на котором обсуждаются очень серьёзные вопросы) говорили и о таянии священного ледника Гомукх, и о постоянно ухудшающейся экологической обстановке вокруг Ганги. Что поделаешь, Кали-юга. Дальше будет хуже.