Индийская принцесса

Нельзя сказать, что новость оставила Уолли равнодушным или что сердце у него не подпрыгнуло в груди и не заколотилось, когда он ее услышал. Такое было бы физически невозможно. Но пока он выслушивал невероятные слова генерала, что он будет представлен к высочайшей награде, какой удостаивают за мужество, прихлынувшая к лицу кровь снова отлила, и он ясно осознал, что охотно обменял бы вожделенный крест на жизнь Уиграма, или Махмуд-хана, или любого из погибших солдат своего эскадрона, которые никогда уже не вернутся в Мардан…

Семь убитых и двадцать семь раненых (один из которых, по словам врача, не выживет) и огромное количество убитых и покалеченных лошадей – Уолли не помнил, сколько именно. Однако он, вышедший из боя без единой царапины, будет награжден маленьким бронзовым крестом, отлитым из металла орудия, захваченного в сражении при Севастополе, и украшенным гордой надписью «За мужество». Это кажется несправедливым…

Последняя мысль заставила вспомнить об Аше, и Уолли улыбался немного печально, когда благодарил генерала. Потом он вернулся в свою палатку и быстро набросал короткую записку Ашу, прежде чем написать письмо родителям, в котором рассказывал о сражении и сообщал, что он цел и невредим.

Таким образом, только от Зарина Аш узнал о том, что Уолли представлен к «Кресту Виктории».

– Для всех в корпусе будет величайшей честью, если Кайзер-и-Хинд пожалует самую вожделенную из наград одному из наших офицеров-сахибов, – сказал Зарин.

Но это произошло только следующей ночью, когда они двое снова встретились среди ореховых деревьев, и радость Аша, вызванная новостью, несколько омрачилась сожалением, что он не смог услышать ее из первых уст.

– Вероятно, скоро сможешь, – утешил его Зарин. – В лагере говорят, что новый эмир, Якуб-хан, в ближайшее время потребует мира и все наши палтоны еще до середины лета вернутся в свои военные городки. Я не знаю, правда ли это, но даже дураку понятно, что нам нельзя здесь задерживаться надолго. У нас не хватает продовольствия, чтобы прокормить армию, и достать его негде, если только мы не собираемся обречь афганцев на голодную смерть. Посему мне остается лишь молиться, чтобы слухи оказались верными, и в этом случае мы через несколько месяцев встретимся в Мардане.

– Будем надеяться. Но я получил записку от генерала-сахиба с приказом вернуться в Кабул и из нее понял, что, возможно, мне придется остаться там еще на какое-то время, что нисколько не расстроит мою жену: будучи горянкой, она не любит равнины.

Зарин пожал плечами и развел руками, смиряясь с неизбежным.

– Ну тогда до свидания. Береги себя, Ашок. Кланяйся от меня своей жене, Анджули-бегуме, и передавай привет Гул Базу. Салам алейкум, бхай.

– Ва-алейкум салам.

Они обнялись на прощание. Когда Зарин ушел, Аш завернулся в одеяло и улегся на пыльную землю между ореховыми деревьями, чтобы урвать час-другой сна, прежде чем двинуться в путь по дороге, ведущей мимо Фатехабада и через Латабандский перевал к Кабулу.

Через шесть с небольшим недель его высочество Мухаммед Якуб-хан, эмир Афганистана и зависимых территорий, и майор Пьер Луи Наполеон Каваньяри, кавалер ордена «Звезда Индии» 3-й степени, подписали в Гандамаке мирный договор. К своей подписи Каваньяри прибавил: «на основании полномочий, предоставленных достопочтенным Эдвардом Робертом Литтоном, бароном Литтоном из Небворта, вице-королем и генерал-губернатором Индии».

Согласно условиям договора эмир отказывался от всяких притязаний на Хайберский и Мичнийский перевалы, а также на обитающие в той местности племена; соглашался на постоянное британское присутствие в Курраме; объявлял о своем согласии следовать советам британского правительства во всех делах, касающихся взаимоотношений Афганистана с другими странами, и, среди всего прочего, уступал требованию, которому столь упорно сопротивлялся его отец, – требованию открыть британскую миссию в Кабуле.

Британия, со своей стороны, обещала эмиру финансовую помощь и давала безоговорочные гарантии военной помощи в случае любой иностранной агрессии. А майор Каваньяри, благодаря единоличным усилиям которого Якуб-хан согласился подписать сей документ, получил в награду назначение на пост главы миссии в должности британского посланника при дворе его высочества в Кабуле.

Понимая, что необходимо рассеять подозрения и умерить враждебность афганцев, британские власти решили, что свита нового посла должна быть сравнительно скромной. Но хотя никаких имен (кроме имени майора Каваньяри) пока не называлось, никто в лагере не питал сомнений относительно еще одного обстоятельства. А поскольку на Востоке новости распространяются быстро, уже в день возвращения эмира в Кабул один дворцовый стражник сообщил своему близкому другу – в прошлом рисалдар-майору разведчиков, а ныне отставному офицеру означенного корпуса, – что его бывший полк удостоился чести предоставить эскорт для ангрези-миссии и командовать эскортом будет некий офицер-сахиб, отличившийся в битве с хугиани.