Индийская жена исследования, эссе

У нас в Махараштре принято давать новое имя молодой жене. Возможно, в основе этой традиции лежит желание полностью оторвать ее от прежней жизни и воспоминаний и переключить на служение мужу и его семье. Не это желание двигало мною, и все же, воспользовавшись обычаем, я дал своей жене новое имя — Индраяни. Индраяни — это название одной из священных рек Махараштры, неразрывно связанной с религиозной традицией варкари, к которой принадлежит моя семья. На берегу именно этой реки находится усыпальница великого философа-подвижника Днянешвара, основоположника традиции, в честь которого назвали и меня. Так, в моем семейном союзе отразилось наполненное глубоким сакральным смыслом слияние Днянешвара и Индраяни-

С тех пор прошло семь лет. За эти годы у нас родилось двое детей. Я был бы доволен, если бы один из них был девочкой, но жена радуется, что оба — сыновья. Многие индийские женщины считают, что девочка ни к чему, и моя жена, должно быть, принадлежит к их числу.

Как же прошли эти семь лет? Нельзя сказать, что мы не ссорились, но во всяком случае нет никаких 'признаков того, что эти ссоры отразились на наших отношениях. Наряду с ролью жены Индраяни с удовольствием приняла и роль матери. Ей нравится ухаживать за детьми. Вообще-то, хотя она и побывала во многих странах, стиль ее жизни не отличается от жизненного уклада всех индийских женщин. Она носит традиционную индийскую одежду, ставит на лоб кунку и никогда не снимает с шеи свадебного ожерелья — мангалсутры. Ни в ее внешнем, ни во внутреннем облике не ощущается никаких перемен, навеянных нашими поездками. Еду готовит дома она, она же и потчует гостей. Навещая моих родителей в индийской деревне, она, как и положено, по мере возможности обслуживает и свекра, и свекровь.

Про себя, однако, я думаю, что ее поведение расходится с духом времени. Казалось бы, ничто не мешает ей впитывать опыт, предлагаемый жизнью. Индусская семья, как мне всегда казалось, предоставляет женщине надежную защиту, но вместе с тем делает ее беспомощной и как бы неполноценной. И я бы не хотел, чтобы это произошло с моей женой. Мне бы как раз хотелось, чтобы она продолжала учиться, усваивая знания не только из прочитанных книг; чтобы приобщалась к разным видам искусства. Но она ведет себя точно в соответствии с высказыванием другого великого поэта-мыслителя традиции варкари — Тука-рама: "Как сотворил Всевышний, так и живется: пусть будет покой в душе". Индраяни не честолюбива и не испытывает потребности в отграничении своего внутреннего мира от моего. В ней нет желания в чем-то проявиться или сверкнуть. Она мою жизнь считает своей. В огромном водовороте моей жизни ее жизнь — лишь одна из струй. Даже если бы у нее было свое русло, как у реки, она, скорее всего, предпочла бы раствориться в океане.

Конечно, время не стоит на месте. И нет сомнений, что мир ощущений моей жены разнообразнее мира ощущений моей матери. Значительно отличаются их навыки. Моя мать не знает другого языка, кроме маратхи, а моя жена, можно сказать, полиглотка Ее родной язык — гуджарати, с детьми мы разговариваем на маратхи, с друзьями и коллегами — на хинди и на английском Моя жена может поддержать разговор с самыми разными людьми — и индусами, и иностранцами. Моя же мать сталкивается только с жителями своей деревни. И все же я не вижу существенных различий в мировоззрении моей жены и моей матери, и я не могу не удивляться тому, что, находясь на расстоянии тысяч километров друг от друга, они обладают абсолютно одинаковым менталитетом Возможно, моя мать впитала в себя все, что ее окружает, не имея альтернативы. В моей жене, несмотря на часто обновляющийся мир вокруг нее, не обнаруживается никакой тяги к изменению этого менталитета. Не является ли такое положение вещей свидетельством воздействия глубоко укоренившейся, насчитывающей тысячелетия истории традиции женского подчинения и победы многовекового уклада индийской культуры?