Индийский мечтатель

Постройка театра близилась к концу. Работы оставалось еще дней на двадцать. Сцена была уже почти готова, и Герасим Степанович решил перенести туда репетиции, которые до этого времени происходили у него в саду.

Подготовка спектакля подвигалась быстрее, чем он предполагал. Большинство артистов оказались людьми очень восприимчивыми; они легко справлялись с указаниями режиссера. С оркестром дело шло еще успешнее.

Первая репетиция на сцене была очень торжественной. Актеры репетировали уже в костюмах, не хватало только декораций и кулис.

Голукнат Дас был в восторге.

— Нельзя ли Радхе побывать на одной из следующих репетиций? — спросил он Герасима Степановича.

— О, не нужно этого! — воскликнул Лебедев. — Пусть госпожа Радха посмотрит настоящий спектакль, репетиция только испортит ей впечатление.

Он видел, что Голукнат несколько смутился: ведь индийским женщинам нельзя посещать зрелища вместе с мужчинами. Обычай этот был настолько общепринят, что даже свободомыслящий Голукнат не решался нарушить его.

— Понимаю ваши сомнения, друг мой, — улыбнулся Герасим Степанович. — Однако я нашел выход из положения. В театре будет несколько лож. Одну из них, тщательно скрытую от посторонних глаз, мы отдадим вашей супруге. Что вы об этом думаете?

— Чудесно! — воскликнул ученый. — Это будет для нее большой радостью.

Дома Герасим Степанович и Сону застали гостя. У входа в бунгало на корточках сидел Гопей Подар, терпеливо дожидавшийся их возвращения.

— Что нового? — обратился к нему Лебедев.

— Все готово, сахиб!

— Сколько?

— Пятьсот ему и еще пятьсот — другому.

Лебедев посмотрел на Сону.

— Ничего, мальчик, — сказал он, как бы оправдываясь, — как-нибудь выпутаемся. Голукнат попросит братьев отсрочить уплату долга.

Сону молчал. Он хорошо знал, что в таких случаях возражать бесполезно.

* * *

План побега был готов. Караул в башне менялся каждые восемь часов. Дежурили парами: один сипай — возле самой камеры, другой — в конце коридора, у выхода из башни. Нанда, как старший, на посту не стоял; его обязанностью было наблюдать за всеми часовыми. Жил он здесь же в башне, в каморке, расположенной между камерой и выходом.

Узника нужно будет переодеть в платье одного из караульных, а того оставить в камере. После смены Патрик в сипайском мундире в паре с другим часовым покинет башню. Нанда тоже выйдет с ними, чтобы уже никогда не возвращаться. Он отправится в родное селение… Нанда завербовался на военную службу двадцать лет назад, никто из начальства не знает, откуда он родом.

Однако, чтобы осуществить этот замысел, необходимо столковаться с какой-нибудь парой караульных. Это было сопряжено с немалым риском… Да и кто из солдат добровольно согласится остаться в камере?

Нанда долго думал и все-таки нашел выход.

Среди караульных был сипай, по имени Банким, старый знакомый Нанда. Они несколько лет служили вместе в Барракпуре, дружили и доверяли друг другу. На него Нанда мог рассчитывать. Но в паре с Банкимом дежурил некий Канаи, скряга, кляузник и трус. Разумеется, нечего было и думать о сговоре с ним.

Нанда откровенно рассказал о своем замысле Банкиму. Поразмыслив, тот дал согласие. Если и ему заплатят пятьсот рупий, он тоже охотно бросит службу и возвратится на родину.

А что касается Канаи, то придется действовать только силой.

Они обсудили весь план до мельчайших подробностей, затем Нанда посвятил в него Патрика.

— Жаль беднягу Канаи! — сказал тот. — Его же сочтут соучастником.

— Он плохой человек, нечего его жалеть! — возразил Нанда. — Да он и не пострадает. Найдут его связанным — поймут, что мы сделали это насильно…

— Пусть будет так, — согласился Патрик. — Но вот что меня смущает: те двое, которые придут на смену, сразу узнают меня. Как же быть?

Нанда его успокоил: как только сахиб переоденется, ему следует притвориться заболевшим. Когда явится смена, они с Банкимом хорошенько укутают его и поведут, будто бы в госпиталь. Вот и все!

Побег был назначен на 15 ноября, в полночь, когда заканчивалось очередное дежурство Банкима.

С утра Патрик испытывал ужасное волнение. Он никак не мог собраться с мыслями. Вечером Нанда зашел в камеру:

— Сейчас Канаи станет у дверей. Готовься, сахиб, и будь тверд!

Патрик улегся на свое жесткое ложе, накрылся одеялом. Он лежал, считая секунды и минуты. Башенные часы пробили девять раз… «Господи! — ужаснулся Патрик. — Сколько еще ждать!» Чтобы скоротать последние часы, казавшиеся ему вечностью, он заставил себя погрузиться в воспоминания. Это помогло. Видения одно за другим проносились перед его взором… Странная лень сковала его. Ничего не нужно, только лежать и вспоминать, лежать и вспоминать!..

Удар башенного колокола отрезвил Патрика. Он стал считать: раз, два, три, четыре… Одиннадцать ударов!

Вдруг он почувствовал прилив сил и пьянящее ощущение решительной минуты. Полежав еще минут пятнадцать, как было условлено, он порывисто вскочил и забегал по камере. Заметив глаз часового у дверного отверстия, Патрик стал колотить в дверь. Это продолжалось минуты две.

Сейчас Канаи поднимет тревогу, позовет старшего…