Индивидуализированное общество

Не являются исключением и трудовые коллективы, легко превращающиеся из оплота солидарности и взаимопомощи в арену беспощадной конкурентной борьбы, идущей безо всяких правил.

Все эти средства борьбы с призраком бессилия иррациональны в том смысле, что они не могут достичь намеченной цели. Они не имеют никакого отношения к истинным причинам человеческих страданий и совершенно не задевают их. Однако в сложившихся условиях, до тех пор, пока не удается докопаться до корня всех бед, кажущегося недосягаемым, эти средства могут считаться психологически «рациональными», поскольку позволяют реализовать потребность в самоутверждении и самоуважении. В любом случае бесспорно, что альтернативные способы дать выход чувству тревоги и беспокойства, возникающему в результате испытываемых одновременно неопределенности и бессилия, лишь усугубляют и усиливают, а вовсе не смягчают, не отгоняют и не развеивают это чувство тревоги. Как правило, такие [альтернативные] способы ослабляют или разрывают взаимные обязательства, разрушают это непременное условие совместных действий, без которых нельзя ни понять, ни устранить истинных причин тревоги и беспокойства.

Однако если учесть, что государство, как и прежде, готово выполнять одну из своих традиционных функций - функцию охраны законности и правопорядка, - то саморазвивающаяся и самоуправляемая агрессия вряд ли может считаться терпимой. Государство не станет безучастно наблюдать, как бесчинствуют его подданные. Насилие в семье, по отношению к соседям, уличная жестокость или вандализм спортивных болельщиков, как правило, пресекаются и подавляются органами правопорядка; нарушители невольно получают еще одно подтверждение собственного бессилия. Риск несколько снижается, если человек обращает агрессию на самого себя, на собственный организм или психику. Поскольку альтернативные пути выхода агрессии заблокированы или чреваты излишним риском, можно предположить, что наблюдаемая в наше время одержимость людей проблемами собственного здоровья и физического состояния (что проявляется в соблюдении различных диет, контроле за весом, беге трусцой, посещении «клубов здоровья» и других изнурительных и даже мучительных тренировок, доходящих порой до самоистязания), помимо достижения декларируемых целей, служит также и задачам переориентации этого избыточного беспокойства. Еще более вероятно, что такое перераспределение энергии объясняет, хотя бы отчасти, эпидемическое распространение таких расстройств, как анорексия или булимия, не говоря уже о наркомании, аллергических и психосоматических заболеваниях, а также многих формах как давно известных, так и новых видов психических депрессий.

Все это представляется побочными эффектами неопределенности, [иногда] ошибочно принимаемыми за средства избавления от нее. Главной жертвой этой ошибки становится политическая активность, этот основополагающий признак гражданственности, а следовательно, и политика - в первоначальном, аристотелевом значении.

Нынешний кризис гражданственности и недооценка потенциала политических акций проистекают в конечном итоге из ощущения (для которого есть ряд оснований), что отсутствуют не только механизмы обеспечения эффективных действий, тем более -коллективных эффективных действий, и особенно - долгосрочных коллективных эффективных действий, но и пути возрождения таких механизмов или создания новых. Как и следовало ожидать, в результате возникает диссонанс сознания, но он смягчается внушаемыми мыслями, что не стоит оплакивать кончину коллективных действий, поскольку такие действия всегда были и будут в лучшем случае бесполезными, а в худшем - вредными с точки зрения благополучия и счастья отдельной личности. Можно, конечно, сказать, что такое умонастроение не более обоснованно, чем кажущаяся спелость зеленого винограда. Однако, по всей видимости, в любом случае ключ к решению проблем, поразивших современную политическую жизнь и беспокоящих ее исследователей, нужно искать (и находить) в устранении причин, обусловливающих беспомощность существующих институтов коллективных политических действий.

Лидс, ноябрь 2001 года

Рассказанные жизни и прожитые истории: введение