Индивидуальные отношения

Мы ведем себя в отношении с миром, как экспериментатор с подопытным животным, и никак не можем взять в толк, что, являясь частью мира, мы сами постоянно выполняем роль подопытных. Впрочем, К. Ясперса, например, такое положение дел почти воодушевляет: «В отличие от восточного неприятия мира, – пишет он, – и связанной с этим возможностью “ничто” как подлинного бытия западный человек воспринимает мир как фактическую действительность во времени. Лишь в мире, а не вне мира он обретает уверенность в себе. Самобытие и рациональность становятся для него источником, из которого он безошибочно познаёт мир и пытается господствовать над ним»⁸⁵. Впрочем, остается непонятным, почему «безошибочное» познание мира не приводит к ожидаемому господству над ним. И неслучайно сам К. Ясперс недоумевает: «Мир, возникающий в качестве аппарата обеспечения существования, принуждает все служить ему. То, чему в нем нет места, он уничтожает. Человек как будто растворяется в том, что должно быть лишь средством, а не целью, не говоря уже о смысле. Он не может обрести в этом удовлетворение; ему должно недоставать того, что придает ему ценность и достоинство. То, что во всех бедах было непререкаемым фоном его бытия, теперь находится в стадии исчезновения. Расширяя свое существование, он жертвует своим бытием, в котором он обретает себя»⁸⁶.

Но что еще можно ожидать в ситуации, когда человек пытается искусственно создать идеальные отношения с миром через формальные отношения с ним? Если человек не осознает, не ощущает собственной принадлежности миру, если он, как и прежде, будет полагать, что его способность мыслить – это единственный эффективный способ взаимодействия с миром, то до идеальных отношений, действительно, очень и очень далеко.

Сделав свои отношения с миром формальными, человек неограниченно расширил мир, многократно продублировав его в системе идей и представлений. Его окружают теперь только идеалистические формы, с которыми, конечно, нельзя вступить в индивидуальные отношения, поскольку они не имеют собственной сущности. Создавая оазис в пустыне, человек создал для себя необитаемый остров. Формальные отношения могут, чисто механически, заменить индивидуальные, но они не восполняют индивидуальные отношения «функционально». Если же мы ищем реализации себя, собственной сущности, то наши отношения и наша деятельность должны быть сущностными, а в формальных отношениях мы, напротив, теряем себя.

Мир, который изначально содействовал развитию человека, теперь, благодаря усилиям этого самого человека, превращается в репрессивную машину. Человек в современном мире атомизирован, отформатирован и превращен в легко заменяемый модуль. «Таковы, следовательно, две серьезные опасности зрелых и перезрелых культур, – пишет Георг Зиммель. – Они, с одной стороны, состоят в том, что средства жизни превосходят по своему значению ее цели и тем самым множество средств присваивает себе психологическое достоинство конечных целей; с другой стороны, объективные образования культуры обретают самостоятельное, повинующееся чисто фактическим нормам развитие и тем самым становятся не только глубоко чуждыми субъективной культуре, но и прогрессируют с такой быстротой, что она догнать их не может»⁸⁷. Впрочем, как обещает М. Бубер: «Безграничное господство причинности в мире Оно, основополагающее по своей важности для научного упорядочения природы, не угнетает того, кто не ограничен миром Оно, и может вновь и вновь исходить из него в мир отношения»⁸⁸. Об этом «отношении» сейчас и пойдет речь.

«Мир»

Мир соткан из неисчислимого множества событий, каждое из них рано или поздно сменится другим, ни одно из них не имеет абсолютной ценности, каждое – лишь этап, лишь переходный момент, не более того. Впрочем, время, само по себе, не имеет к этому факту никакого отношения, потому что, хоть они и переходят друг в друга, они существуют «одновременно», а следовательно, это не столько этапы, сколько звенья единой цепи. Об этом нам говорит известный принцип дополнительности Нильса Бора – время появляется там, где мы раскладываем события, но в реальности происходящего оно как бы отсутствует. Одно звено цепи может быть не связно непосредственно с другим, отстоящим от него, но оно зависит от него через другие звенья. Цепь – это не ее звенья, ведь отделенные друг от друга звенья не являются цепью. Цепь – это то, чего нет, это сама связь между звеньями. Мир не состоит из событий, он состоит из этих невидимых связей, которые психософия и называет отношениями.