Индивидуум

— Да, и это плохо. Но после бунта темных и их освобождения Свет раскололся на множество мелких областей со своими правительствами. Кому-то нужно было исправить это любыми способами. А потом Армия распадалась еще семь раз за всю историю, и каждый из них приносил хаос и Тьму. Баланс процветания и упадка. Армия Света крошилась и после правления Тарт Расколотой, когда ее дети дрались за власть, и после гибели всех Паладинов при эре Золота и Серебра. Монархия возвращалась при династиях генумов Левераль, Вермор, Орманстрад, Беульто, Джиззе, Хетедендис и Эш. Верховные отменялись на некоторое время, выдвигалась система общего Совета паладинов или даже целого Магистрата. И в конце концов решением всех проблем в самые критичные моменты оказывалась сильнейшая звезда. Символ, сплочающий Армию. История циклична, поэтому мы всегда возвращаемся к Верховным, меняющим мир вокруг себя по желанию, от силы которых дрожит сама материя Вселенной. Префекты и Имперумы вместе со своим Советом следят за их префектурами. Паладины — главные заместители Верховного, в основном властвующие над сражениями, но и в других сферах их мнение будет важнее слов простых магиструмов. А Магистрат выносит законодательные решения и может блокировать указы Верховного, если большая их часть окажется против. Мы учимся на ошибках и имеем подстраховку даже в таких моментах. Но все равно Верховный — избранный Светом. Он — начало и конец, рассекающий Тьму луч, светоч каждого из наших путей. Мы обязаны идти за ним.

Я непонимающе закачал головой.

— Все говорит о том, что Свет приводит всех на те места, где мы будем наиболее ему полезны.

— Это так, — согласился Сириус.

— А что, если Верховный начнет вредить своей же Армии? Даже убивать? Это ведь случилось с Антаресом, когда он при Апогее сгубил свое войско. Из-за этого о нем пошли споры. Но что, если все происходит не случайно, как при Антаресе, а специально? Даже подстраховка в виде Магистрата не панацея. Такое ведь уже случалось и с другими Верховными.

Улыбка звезды стала холоднее.

— Тогда это значит, что Свет от них отвернулся.

Сразу за этим Сириус наконец обратил внимание, в каком скверном расположении духа я находился, и сделал из этого свои выводы.

— Всепроникающий Свет, я снова абсолютно бестактен, — выдал он, прикрывая глаза ладонью. — Максимус, надеюсь, ты понимаешь, что хоть эфир и передается по наследству, но быть столь же великим и сильным, как луц Антарес, ты никогда не сможешь. Скажу честно, и тебе нужно принять это: твоя полуприземленная природа делает тебя посредственным по способностям. Ты даже не имеешь полноценного эфирного сердца для порождения хоть сколько-то весомых запасов светозарного огня…

— Что? — Я отстранился, ушам не веря. — Ты что вообще несешь?

— Ты никогда не будешь полноценным. И не станешь частью нашего мира. Хотя признаюсь, частью приземленного всецело тебе тоже не быть. И тебе сразу нужно это осознать. Лишь приняв свою природу, ты сможешь хоть сколько-то сосуществовать в мире с собой.

Уши заложило, остался настойчивый звон. Я глядел сквозь Сириуса, при этом чувствуя, как внутри что-то рвется. Я сам рвался и раскалывался. Как и всякий раз с тех пор, как очнулся в подворотне с Антаресом в душе.

Неполноценный. Больше никогда.

Не человек и не звезда. Просто никто. Уродство. У меня даже не было шанса найти свое место, стать кем-то, — зачем я вообще волновался? Все было предрешено еще при моем рождении. А возможно, и задолго до. Я чувствовал себя многократно перетертым огромными жерновами и выплюнутым куда-то подальше, довольствующимся тем фактом, что меня вообще оставили в живых.

Я не мог открыться протекторам. Не мог получить одобрения от звезд, натыкаясь лишь на их ледяной серебряный взор. В конце концов, даже Антарес — даже он, тот, кто сделал меня таким, — скрылся. Был где-то там, в своем мире, поручив меня здесь на попечение мелким подданным. Словно я никак с ним не связан.

Бросил меня. Снова.

Совершенно один и ни на кого не похожий в целой чертовой Вселенной. Я не мог помочь Саре и другим. Ведь не был способен помочь даже себе.

— Максимус, — натянуто донеслось от Сириуса.

Вздрогнув, я только сейчас заметил, что вены в сжатых от злобы кулаках светились. Казалось, что еще немного — и с них сорвутся мелкие искры и даже пламя.

— Успокойся, — приказал заоблачник и помрачнел. — Иначе…

Внутри меня раздался треск.

— А иначе что? — сорвался я. — Накажешь меня? Отправишь в ссылку?

Я вскочил, продолжая распаляться. Впервые не хотелось успокаиваться, мне нравилось это чувство: как огонь бежит по венам, наполняя мышцы и кровь, иглами продирая сознание, обостряя каждое чувство.