– Ну что же, слушайте. Но это будет долгий рассказ. Семьдесят два года назад в джунглях у небольшой деревушки Буонниенг уезда Банметхуот провинции Дарлак поймали белого слона. Его принесли в дар влиятельному вождю племени эде, у которого только что родился сын. Люди били в гонги, чтобы все знали о радости в семье Алео. Мальчика назвали И Бих Алео.
– Я вырос среди гор и джунглей, где цвели белые цветы пиаропанг, – рассказывал Алео. – Родители отдали меня в школу, а затем в военное училище. Вскоре мне было присвоено первое офицерское звание французской колониальной армии.
С детства молодому горцу прививалось представление о мире как царстве доброты и честности. Его учили уважать людей, беречь все живое. В колониальной армии он познал обратное: жестокость и подлость, ложь и коррупцию. Ум и сердце горца жаждали борьбы против несправедливости. И когда в начале 40-х годов во Вьетнаме стало шириться национально-освободительное движение во главе с фронтом Вьетминь, Алео установил связь с патриотами. С лета 1945 года бывший вождь горцев из племени эде стал руководителем вооруженного восстания в Банметхуоте. Местные жители доверили ему пост командира региональных повстанческих войск на перекрестке трех стратегических дорог, соединяющих южные районы Вьетнама, плато Тэйнгуен и Камбоджу. После Августовской революции И Бих Алео был избран членом народно-революционного комитета провинции Дарлак.
В конце 1945 года на плато Тэйнгуен вновь вспыхнула война: против слабовооруженных горцев были брошены французские парашютисты, солдаты в красных беретах, танки.
– Иногда одна винтовка приходилась на семь-восемь бойцов, – вспоминал Алео. – Наши части были разбиты, а я арестован и приговорен к смертной казни. И тогда в мою защиту выступило население Тэйнгуена. Колонизаторы вынуждены были изменить приговор. Меня ожидала пожизненная каторга.
Пять лет и семь месяцев томился Алео в тюрьме. В 1951 году колонизаторы, желая удержаться во Вьетнаме, предприняли попытки сформировать туземную армию из горцев и стали заигрывать с вождями малых народностей Тэйнгуена.
– Оставлять меня в тюрьме в этих условиях для колонизаторов было опасно, – продолжал Алео. – Моего освобождения требовало все население Тэйнгуена, включая и многих вождей племен. Я вернулся в сентябре пятьдесят первого в родное селение, восстановил связь с партизанами. В 1958 году на плато возникло движение за автономию Тэйнгуена, и я стал его руководителем.
– В феврале шестьдесят первого, – вспоминал Алео, – мы начали формировать воинские подразделения, которые вошли в Народные вооруженные силы освобождения плато Тэйнгуен. За годы войны у нас выросли такие герои, как Пи Нанг Так – из народности радлаи; А Нун – пако, зиарай Эет… Как храбрая птица квэи не отступает перед врагом, так и эти бойцы не отступили перед тяжелыми испытаниями войны.
…Моросил мелкий дождь, который так страшен в горах Чыонгшон. Дорога взлетала с перевала на перевал. Она была настолько скользкой, что казалось, сделаешь шаг, непременно упадешь. Но люди шли, и каждый из них нес груз в 60–70 килограммов. Среди них был А Нун. Долгие годы дороги и горы были для него и домом, и полем боя. Когда ему становилось особенно трудно, он говорил себе: «Если ты стал солдатом, то иди до конца, не сгибай головы».