Индотитания

ПРОФЕССОР. Заткнись! Ты будешь тем, кем скажу я! То есть — высококлассным специалистом по гнуснейшему предательству. И я об этом позабочусь.

ЖОРА. А кто решает, возникла необходимость или нет?

ПРОФЕССОР. Мой знаменитый отец.

ЖОРА. И это высшая инстанция?

ПРОФЕССОР. Нет.

ФЛАВИЙ. Отстаньте от него! Иначе сейчас он нарисует такую картину мироустройства, что даже в человеческом теле станет тошно жить.

КОНТУШЁВСКИЙ. Чтоб не захирели, говоришь?

ПРОФЕССОР. Ты о чем?

КОНТУШЁВСКИЙ. О моем, как ты выразился, туристическом путешествии.

ПРОФЕССОР. Ах, да… Понравилось?

КОНТУШЁВСКИЙ. Гм. Не то, чтобы очень, но все равно — спасибо за заботу.

ПРОФЕССОР. Пожалуйста. Если захочешь еще, — обращайся.

КОНТУШЁВСКИЙ. Я лучше в кактусе посижу.

ЖОРА. Контушёвский! Я не узнаю тебя! Почему ты не возмущаешься?

КОНТУШЁВСКИЙ. Я уже возмущался. Хватит. Теперь твоя очередь. У Профессора, вон, еще билеты остались на рейс Куркуиловка — Бухарест. Можешь съездить в гости к моей последней мамочке. Усиленно рекомендую…

ЖОРА. Ах, вот оно что…

КОНТУШЁВСКИЙ. Кстати, Профессор. Хочу задать нейтральный вопрос. А чем твой папаша Каин убивал своего брата Авеля? Дубиной? И как долго?

ПРОФЕССОР. С одного удара.

КОНТУШЁВСКИЙ. Сразу видно — профессионал!

ЖОРА. Заткнись, Контушёвский! Еще подхалимов нам тут не хватало… Профессор, неужели есть вовлекатели, специализирующиеся в садизме?

ПРОФЕССОР. По большому счету, садизм — скрытая черта любого человека. Эта черта дремлет. И выползает наружу очень легко. В этих случаях вовлекатели не нужны. Если понадобится какой-нибудь экземпляр для достижения определенной цели, — выбирай готовенького. У Контушёвского садистские наклонности проявились от наложения картин обезглавливания кур и кроликов на виды мягких частей женских тел, подвергаемых порке. А дальше в этом направлении он развивался сам. Я его засадил в этот лес на всякий случай. Вдруг понадобится.

КОНТУШЁВСКИЙ. А других кандидатов не нашлось?

ПРОФЕССОР. Хочу поздравить. Ты — чемпион.

КОНТУШЁВСКИЙ. Хоть раз что-то приятное сказал.

ФЛАВИЙ. Я хочу остаться в дубе!

ПРОФЕССОР. Поздно. Да и наплевать на твои желания.

ЛЕНЬКА. А Калигула?

КАЛИГУЛА. А? Что? Не мешайте! Все обедают. Ух, какая задница!

ПРОФЕССОР. Этого я взял сюда смеху ради. Сидеть в роли дерева скучно. Но, может, и он где-нибудь пригодится.

ЖОРА. Как ты вселяешься? Добровольно?

ПРОФЕССОР. Иной раз в вовлекателях нет необходимости. Нужное количество людей вовлечено. Можно и отдохнуть в приятной компании.

ЖОРА. Н-да… Нужно все это обдумать. Всем пока.

Продолжительная мыслетишина

Глава четвертая

Глубокая ночь

ЖОРА. Профессор…

ПРОФЕССОР. Слушаю.

ЖОРА. В следующей жизни я не стану убийцей. Я так решил. Я думаю, что моя воля останется в мыслях при переходе. Поэтому не подходи ко мне там. В следующей жизни… А то получишь от меня в рыло!

ПРОФЕССОР. Интересно, как ты меня узнаешь? Будешь бить каждого, кто к тебе приблизится?

ЖОРА. Нет. Только тех, кто станет рассказывать, что людей убивать легко.

ПРОФЕССОР. Их действительно убивать легко. Надо просто считать, что жизнь не является уникальной и ценной. И тогда, осознав ее обыденность, сам перестанешь бояться смерти. Человек, равнодушный к смерти, не будет ставить жизнь во главу угла, и сможет легко убивать других. Да ты и сам все это знаешь…

ЖОРА. Да, я это знаю. Но таким человеком больше не стану. Запомни это.

ПРОФЕССОР. Запомнил. Посмотрим.

ЖОРА. Береги рожу.

ПРОФЕССОР. Ха-ха! Договорились.

Мыслетишина

* * *

Следующее утро

КОНТУШЁВСКИЙ. Какая, однако, милая старушка.

ЛЕНЬКА. Это жена сокососа. Милости в ней и грамма не будет.

КОНТУШЁВСКИЙ. Я это только что понял. Она со своим мужем обсуждает рецепт какой-то мази от ревматизма. Основной частью лекарства является мякоть кактуса.

ЖОРА. Значит, повезло. Из тебя сделают мазь, и ты сдохнешь.

КОНТУШЁВСКИЙ. Меня беспокоит другое. Для мази требуется полкилограмма мякоти, а я вешу гораздо больше.

ЖОРА. И это хорошо.

КОНТУШЁВСКИЙ. Почему?

ЖОРА. Потому что от тебя отрежут только нужный кусок, и ты будешь медленно умирать в воплях. Как те люди, которых ты в свое время рассаживал по кольям.

КОНТУШЁВСКИЙ. Я так совсем не хочу!

ЛЕНЬКА. Куда ты денешься!

КОНТУШЁВСКИЙ. Вранье все это. Пошли вы к черту.

ФЛАВИЙ. Прощайте!

ЖОРА. Куда это ты собрался?

ФЛАВИЙ. Вчера ночью пьяный Момзик, проходя мимо меня, пнул ногой ствол. Сверху прилетела толстая ветка и врезала ему по башке. Сейчас я вижу внизу двух таджиков с бензопилой.

ЛЕНЬКА. Ну что же, прощай.

ЖОРА. Прощай.

КОНТУШЁВСКИЙ. Люблю трусов! Они абсолютно не умеют сдерживать боли, и потому визжат, как поросята, нисколько не заботясь о том, что о них скажут люди. Сейчас буду наслаждаться.

КАЛИГУЛА. Эй, подождите, я тоже хочу! Все, приготовился. Можно начинать.

ФЛАВИЙ. Профессор, кем я буду в следующей жизни.

ПРОФЕССОР. Опять двадцать пять… Я же сказал — предателем.

ФЛАВИЙ. Смилуйся надо мной!

ПРОФЕССОР. Тот, кто не жалеет себя — не пожалеет другого. Я себя никогда не жалел…

ФЛАВИЙ. Все, завели пилу. Господь мой, помоги мне!

КОНТУШЁВСКИЙ. Никто тебе не поможет! Как здорово!

ЖОРА. Заткнись, ублюдок!