Индотитания

КАЛИГУЛА. Ну, наконец-то! А то — сижу, понимаешь, на чердаке. В груде рухляди. Никакого обзора для души. Может, пожар кто устроит? Тогда — либо спустят, либо спалят. Все равно — перемена обстановки… Эй, Флавий, ты здесь?

ФЛАВИЙ. Да пошел ты к своему коню в сенаторы!

КАЛИГУЛА. О, отозвался. Значит — все в порядке, и остальные на месте.

Профессору всегда можно верить…

Вечер.

ЖОРА. Ленька, ты здесь?

ЛЕНЬКА. Да, Жора.

ЖОРА. Чертов Профессор! Он оказался прав.

ЛЕНЬКА. Я и не сомневался.

ЖОРА. Мы — там же.

ЛЕНЬКА. Только дома немного другие. Некоторые перестроены.

ЖОРА. Я — в секвойе на окраине площади. Если взглянуть из центра, то мое дерево будет третьим справа от рекламного щита с надписью: «Выбирайте в президенты меня! Я — реально голубой!».

ЛЕНЬКА. Ну, тогда мы, как обычно, соседи. Я — второй от этого щита.

ЖОРА. Привет, Ленька!

ЛЕНЬКА. Привет, Жорик!

ЖОРА. Смотри, в центре площади стоит ресторан Момзика.

ЛЕНЬКА. Да, только это уже не ресторан. Это — интим-клуб. Вывеска гласит: «Содом и Гоморра». Надо же, какие перемены в стране…

ЖОРА. А за ним — три молоденьких дуба.

ЛЕНЬКА. Понятно, для кого. Эй, Флавий, ты уже здесь?

ФЛАВИЙ. Да. Я в крайнем дубе слева от вас. Только я уже не Флавий. Я — корейский лидер Пак Чон Хо. Мое имя означает — честный тигр.

ЖОРА. И что ты натворил в этот раз?

ФЛАВИЙ. Я профессионально и честно предал свой народ, что послужило поводом для начала братоубийственной войны.

ЖОРА. Потом расскажешь подробнее. Эй, Хасан, ты, наверное, сидишь в среднем дубе?

ХАСАН. Да.

ЛЕНЬКА. Нашел Контушёвского?

ХАСАН. Некогда было. Я воевал с неверными.

ЖОРА. И закончил путь самоподрывом?

ХАСАН. Для таких целей существуют мелкие сошки. Я же возглавлял крупную организацию под названием «Аль Медина». Меня уничтожили ракетой американцы.

ЛЕНЬКА. Понятно. А Контушёвский, наверняка, сидит в третьем дубе?

ХАСАН. Нет. Он пуст.

ЖОРА. Как это так?

ПРОФЕССОР. Всем привет! Контушёвский немного задерживается. В одной из маленьких стран Центральной Африки он был императором, где кушал своих соотечественников в виде первых, вторых и третьих блюд. На днях в этом государстве произошла революция. В данные минуты свободные африканцы распиливают своего бывшего императора на части двуручной деревянной пилой…

ГОЛОС. Ай! Ой! Ж-ж-ж-жух!

ПРОФЕССОР. Все. Распилили.

ЖОРА. Привет, Контушёвский!

КОНТУШЁВСКИЙ. Какой я тебе Контушёвский? Я — император Матумба Третий!

ЛЕНЬКА. Пан Негр?

КОНТУШЁВСКИЙ. Сам ты негр! Что за расистские выходки? Я — африканец!

ЖОРА. Понятно. Пан Афроцыган.

ЖОРА.

ФЛАВИЙ.

ПРОФЕССОР. Ха-ха-ха!

ЛЕНЬКА.

ХАСАН.

КОНТУШЁВСКИЙ. Смейтесь, смейтесь… Так, опять дуб… Лучше, конечно, чем кактус, но, все равно не радует…

КАЛИГУЛА. С вами так интересно! Да еще новый император прибыл. Теперь нас двое. Здравствуй, мой чернозадый коллега!

КОНТУШЁВСКИЙ. Кхм! Римский конь тебе коллега.

ПРОФЕССОР. Так. Я вижу — все собрались. Попрошу минуточку внимания… Отныне требую называть меня шефом. Костерить всякими оскорбительными словами запрещаю! А в остальном — отдыхайте, как хотите. Всем понятно?

ЛЕНЬКА. Да, Шеф.

ЖОРА. Да, Шеф.

ФЛАВИЙ. Да, Шеф.

КОНТУШЁВСКИЙ. Понятно, Шеф.

ХАСАН. Еще чего? Чтобы какая-то неверная собака командовала мной, Исмаилом ибн Омаром, львом ислама? Не быть тому!

ФЛАВИЙ. А ты бывал в Бухаресте?

ХАСАН. Что я забыл в этом нищем цыганском вертепе?

ЖОРА. Там есть чудесное средство для борьбы с неверными. Называется — румынский коловорот.

ХАСАН. Да? А что это такое?

КОНТУШЁВСКИЙ. Могу рассказать. Но лучше узнать самому. Эй, Шеф! Хасан хочет сгонять в Бухарест.

ШЕФ. Можно устроить. Но — немного позднее.

КАЛИГУЛА. А что такое «Шеф»?

ШЕФ. Шуту позволено все…

КОНЕЦ.