Indrik_2011_Yugoslaviya

Однако, несмотря на популярность югославянской идеи в «образованных слоях» сербского общества, в партийно-политических кругах она довольно долго не встречала особых симпатий. Программные документы большинства партий пестрели заклинаниями о необходимости решения «прадедовской задачи сербского освобождения и объединения». Лишь в программе Независимой радикальной партии⁷⁰, принятой в 1905 г., упоминалось о важности «поддерживать дух югославянского единства»³. Военные успехи Сербии и ее территориальные приобретения в 1912-1913 гг., как уже говорилось, во многом изменили обстановку в стране. Теперь и ее политический истэблишмент, а не только общественные круги, стал задумываться о судьбе «братьев с того берега Савы, Дрины и Дуная».

Вместе с тем, не стоит абсолютизировать и переоценивать значение такого «поворота» сербских политиков. Югославянский аспект сербской национальной программы (при существовании-то Австро-Венгрии) носил идеальный характер и не имел «ничего общего с конкретной государственной политикой»⁴. Накануне Первой мировой войны в белградских коридорах власти о нем не было принято говорить вслух. Приоритет отдавался более жизненным целям⁷¹. В новых же, сложившихся после балканских войн, условиях в разряд таковых выдвигались задачи освоения и обустройства только что присоединенных областей. А это требовало времени. «В наших интересах, - говорил Н. Па-шич после заключения Бухарестского мира, - чтобы Австро-Венгрия просуществовала еще лет 25-30, дабы мы смогли так „переварить“ наши новые территории на юге, что вопрос об их принадлежности уже никогда и никем не мог быть поставлен заново»⁵⁷².

Кроме того, немалое значение для руководства Сербии имели отношения с Черногорией. Поделив между собой освобожденные пределы Новипазарского санджака (Рашки), два сербских королевства наконец-то соприкоснулись своими границами. В начале 1914 г. между ними, в тайне от Австро-Венгрии и при одобрении России, начались переговоры о более тесном сотрудничестве в военной, финансовой и дипломатической областях. О том же, насколько важнейшим для Пашича в тот момент был диалог о реальном сближении Сербии и Черногории в сравнении с довольно абстрактными лозунгами югославянского единства, свидетельствовал и российский посланник в Белграде Н.Г. Гартвиг. Донося 7 апреля в российский МИД об установленном контакте, он сообщал: «Пашич находил желательным оставить ныне в стороне все заботы о „неосвобожденных еще сербских братьях и целом югославянстве“, а подумать о мероприятиях, которые на деле скрепили бы узы единокровных народов (т.е. сербов и черногорцев. - А.Ш.)»⁶.

Итак, очевидно, что даже в условиях югославянского идейного «крена» Н. Пашич -этот (вспомним оценку Л.Д. Троцкого) «абсолютный властитель Сербии»⁷ - продолжал в своей реальной политике отдавать приоритет решению насущных «внутрисербских», назовем это так, задач. Югославянская же перспектива лежала для него далеко за сербским горизонтом. И вряд ли вообще предполагал старый сербский премьер, которому в год начала войны исполнилось 70 лет, что он и современное ему поколение политиков окажутся не только свидетелями, но и действенными участниками югославянского объединения. Саму возможность реализации этой идеи он, казалось, добровольно «отдавал» в руки будущих генераций. Но история распорядилась по-иному. Сараевский выстрел зажег европейский пожар⁷³. Все смешалось.

Проба пера. Нишская декларация. С началом войны «югославянский вопрос» был открыто поставлен сербским правительством, что нашло свое отражение в Нишской декларации, принятой Народной скупщиной 7 декабря 1914 г.⁷⁴ В документе торжественно провозглашалось: «С непоколебимой уверенностью в решимость всего сербского народа до конца отстаивать свое Отечество и свободу, королевское правительство в настоящий судьбоносный момент считает своей главнейшей и единственной задачей - способствовать успешному завершению этого великого вооруженного противостояния, которое с самого начала стало одновременно и борьбой за освобождение и объединение всех наших еще несвободных братьев сербов, хорватов и словенцев»⁸.

По мнению ряда историков, Нишская декларация явилась следствием тех интегра-листских тенденций, которые проявились в политической жизни Сербии еще в предвоенные годы, а также отражением настроений самого Пашича и руководства Радикальной партии⁹. Несомненно, в таких утверждениях имеется доля истины, однако для более глубокого проникновения в суть югославянской программы сербских властей во время Первой мировой войны есть смысл обратиться к иным, а не только чисто идеологическим, мотивам ее обнародования, а также реконструировать тот военно-политический и дипломатический «расклад сил» в Европе и на Балканах в первый период противостояния, на фоне которого и шла работа по ее выработке.