Indrik_2011_Yugoslaviya

Уже 5 августа, т.е. буквально через несколько дней после трансформации «локального» австро-сербского конфликта в общеевропейскую войну, министр иностранных дел России С.Д. Сазонов посоветовал Пашичу пожертвовать известными территориями в сербской Македонии (восточной ее частью до реки Вардар) в пользу Болгарии для обеспечения хотя бы благожелательного нейтралитета последней в войне. По свидетельству поверенного в делах России в Сербии В.Н. Штрандтмана, премьер соглашался на некоторую коррекцию сербско-болгарской границы, полагая возможным провести ее «по ближайшему к Вардару с восточной стороны водоразделу». Мало того, из разговора с ним дипломат вынес убеждение, что «в случае получения Сербией Боснии и выхода к Адриатике она в своих уступках пойдет дальше»¹⁰.

Давление союзников, их требования территориальных уступок «соседке» заставили сербских политиков задуматься и о собственных контрпретензиях. 29 августа заместитель Пашича по министерству иностранных дел Йован Йованович подчеркнул настоятельную необходимость разработки целостной программы, «в связи с вопросом о компенсации Болгарии». Когда же сутки спустя в адрес сербского кабинета последовал уже совместный англо-русско-французский демарш аналогичного содержания (уступки Болгарии в Македонии с обещаниями возмещения в другом месте), Пашич в ответ заявил, что «Сербия была бы расположена уступить часть своей территории после победоносной войны держав Тройственного согласия, когда они диктовали бы условия мира и дали бы возможность получить сербо-хорватские территории с прилегающим побережьем»¹¹. Налицо, как видим, известная подвижка в сторону возрастания территориальных требований (по сравнению с претензиями только на Боснию и Герцеговину с выходом к морю), но это еще не всеюгославянский формат.

Таким образом, можно заключить, что поначалу сербское правительство в принципе было готово обменять часть своей Македонии на территориальные приращения на западе и севере - т.е. в Боснии и Герцеговине и Хорватии, но обязательно с гарантированным выходом на Адриатическое побережье. С точки зрения геополитики, здесь все ясно и логично. Сербия - это единственное на Балканах государство, не имевшее свободного выхода к морю, что делало его положение крайне уязвимым, - изо всех сил держалась за долину реки Вардар, представлявшую собой единственный удобный выход к эгейскому порту Салоники. В условиях же активизации попыток дипломатии стран Антанты привлечь нейтральную Болгарию к участию в войне на своей стороне и обещаний ей обширных компенсаций в Македонии, что сопровождалось усилением давления на Сербию, в Нише выдвигали свои контртребования - обеспечить протяженный выход к Адриатике. Разница между болгарскими и сербскими «аппетитами» заключалась в том, что для удовлетворения Болгарии требовалось согласие Сербии, для сатисфакции же последней - окончательная победа держав Антанты в войне, поскольку Сербия претендовала уже на австро-венгерские владения - Боснию и Герцеговину, Хорватию, Далмацию. Потому и соглашались сербы на этот «обмен» только после победоносной войны, хотя союзники настаивали на немедленном согласии Ниша на передачу вожделенных македонских земель Софии.

Интересны объемы компенсационных притязаний Сербии в первый месяц войны -они неопределенны, весьма противоречивы и неполны (то Босния, то сербо-хорватские территории Австро-Венгрии, но и то, и другое с побережьем - это главное; о словенских землях упоминаний вообще пока нет). Оно и понятно, ведь интегральная югославянская программа только разрабатывается - для ее подготовки и аргументации правительство привлекло крупных специалистов в сфере этнографии, лингвистики, истории: Йована Цвийича, Александра Белича, Йована Радонича, Слободана Йовановича¹²...

А тем временем представители Антанты вели активные переговоры с другим кандидатом в союзники - Италией, о позиции которой следует сказать особо, имея в виду ту роль, какую «итальянский фактор» сыграет в истории объединительного движения югославян в годы войны.