Indrik_2011_Yugoslaviya

Не случайно на заседании сербского кабинета 14 июля 1917 г. констатировалось: «От успехов союзных войск зависит, сможем ли мы выполнить три пункта нашей программы - во-первых, сохранить Сербию; во-вторых, объединить все сербские земли; в-третьих, объединить все югославянские земли»¹⁰². По точной оценке Н. Поповича, эти три пункта прямо соотносились с тремя возможными исходами войны - поражением, половинчатым успехом и полной победой¹⁰³. Еще в апреле 1916 г., во время визита Н. Па-шича в Петроград, кадетская «Речь», затронув вопрос «о границах и пределах будущей сербской территории», указывала: «Насколько ясно принципиальное решение этого вопроса - в широких рамках этнографического расселения сербского племени, настолько же неясно его практическое решение. Оно всецело зависит от меры нашего военного успеха, прежде всего общего, а затем и частного - на Балканах»¹⁰⁴.

Верил ли Пашич в то, что Австро-Венгрия обязательно развалится, и что победа будет полной? Вряд ли⁸⁹. Отсюда - и его мгновенная реакция на ход англо-американской дипломатии. Когда же союзники, наконец, определились в своем решении «разменять» Дунайскую монархию на несколько (много)национальных государств, сербский премьер вернулся к своему «югославизму». Как видим, его линия была очень гибкой. Стремясь при любом «раскладе» обеспечить прежде всего интересы Сербии и сербского народа, он в зависимости от изменений международной обстановки колебался от «великосербства» до «югославизма» (вспомним здесь и его более раннюю подстраховку - разрабатывая в конце сентября 1914 г. интегральную югославянскую программу в противовес панадриатическим замыслам Италии, Пашич, как было показано, готовил и «запасной» - всесербский вариант).

Оценивая деятельность Николы Пашича на завершающем этапе Первой мировой войны, приведем мнение авторитетнейшего сербского историка С. Йовановича - автора блестящего эссе о нем: «После краха царской России он пришел к заключению, что без сотрудничества с югославянами империи Сербия сама не в состоянии поднять австро-венгерский вопрос. Пойдя же в этом направлении, он все более убеждался в том, что единства всех сербов нельзя добиться ни в какой другой форме, кроме Югославии. Его попытка поставить вопрос о Боснии и Герцеговине объяснялась дипломатической ситуацией, которая объективно способствовала сохранению Австро-Венгрии и делала весьма сомнительной возможность югославянского объединения. Но как только все изменилось, и обстановка стала благоприятствовать объединению, Пашич поспешил к ней приспособиться»¹⁰⁵.

Кстати, забегая вперед, должно заметить, что упрекавшие сербского премьера в нарушении так называемой «югославянской солидарности» деятели Лондонского комитета сами были отнюдь не безгрешны. Так, 14, 24 и 30 октября 1918 г. Анте Трумбич, через британскую военную миссию, направил тайные инструкции активисту югославянского Народного веча в Вашингтоне дону Нико Гршковичу, где требовал издействовать. интервенцию США, вкупе с последующей оккупацией ими «главных пунктов в Далмации, Истрии, Хорватии и Словении. При этом важно, чтобы ни итальянские, ни сербские войска не были употреблены, чего можно добиться только авторитетом Соединенных Штатов»¹⁰⁶. Где же здесь «принципы Корфу»?⁹⁰ Перед нами - все те же «игры в прятки» с сербами, подтверждающие тщательно скрытую за «югославянской» ширмой одну из констант в стратегии Комитета: желание до поры до времени их использовать («удачная ставка на Сербию») для дальнейшей реализации «собственных крайне национальных стремлений хорвато-словенской группы», как, помнится, подчеркивали русские дипломаты. Но, это к слову.

Маневры югославян Австро-Венгрии”. Основанный в эмиграции из югославянских подданных Австро-Венгрии Югославянский комитет до декабря 1915 г., главным образом, опирался на сербское правительство, однако после его эвакуации на Корфу, хорватская часть комитета резко поменяла позицию: теперь главным было решение хорватского вопроса. Супило еще в июне 1915 г. предлагал Трумбичу переименовать Югославянский комитет в Хорватский комитет.

В связи с возникновением и усилением политической активности эмигрантских кругов католические иерархи буквально бросили клич «В эмиграцию!». Видному хорватскому священнику и теологу Франу Барацу, осуществлявшему связь между представителями политических партий Хорватии, членами Югославянского комитета и главой сербского прессбюро в Женеве, удалось добиться большего успеха в этом направлении.