Indrik_2011_Yugoslaviya

Таким образом, четническое равногорское движение оказывалось своего рода двойственным по характеру. С одной стороны, оно было югославским в том смысле, что его провозглашенной целью являлось восстановление независимого югославского государства. С другой стороны, не только по абсолютно подавляющему - за вычетом лишь маленького филиала в Словении - этнически сербскому составу участников, но, что еще важнее, по своей основной этнополитической направленности оно было фактически сербско-национальным. И даже более того - сербско-националистическим, особенно если учесть, что планируемую коренную реорганизацию Югославии на этнической основе в интересах сербов имелось в виду осуществить с применением принудительно-силовых методов территориального перераспределения и этнических чисток. Из документальных данных, введенных в оборот историками, не ясно, задавались ли руководители движения и его идеологи вопросами о том, насколько практически совместимы с точки зрения их реализации заявленные югославские и намеченные этническо-сербские цели, как сможет существовать и быть стабильной Югославия, если ее восстановление будет сопровождаться названными выше мерами в отношении большинства других этносов, в том числе такого, как хорваты, который в югославских рамках был вторым после сербов по численности.

Кроме этой задачи радикальной этнополитической реорганизации Югославии, другие цели, которые бы касались политических или социальных порядков после освобождения от оккупации, четнической верхушкой ни в период формирования движения, ни длительное время спустя специально не рассматривались. И ни в каких публичных заявлениях не фигурировали. Упоминавшийся выше белградский комитет, действовавший на рубеже лета - осени 1941 г., в разрабатывавшихся им наметках политической ориентации движения даже отметил на сей счет в своих заключениях особым пунктом: пока не заниматься вопросами «внутреннего политико-социального устройства»¹⁷. Насколько можно судить по документальному материалу, введенному до сих пор в научный оборот, такое положение сохранялось фактически вплоть до 1943 - начала 1944 г.¹⁸ Публичным девизом Михайловича и его движения стала внешне аполитичная формула, унаследованная из официального довоенного лексикона: «С верой в Бога за Короля и Отечество!». По сути, она была традиционалистско-сербской. И в основном таковой воспринималась.

Начиная с середины лета 1941 г., руководимое Михайловичем четническое движение, еще находившееся в стадии формирования и не проявлявшее никакой активности в отношении оккупантов и подконтрольной им сербской администрации, сталкивается с новым фактором - появлением другого антиоккупационного движения, которое стала организовывать КПЮ.

С поражением Югославии, ее оккупацией и разделом компартия сразу же заняла резко негативную позицию в отношении захватчиков и квислинговских администраций, включая НГХ. Это отразилось в нелегально выпускавшихся партией листовках с обращениями ее руководства и комитетов на местах к населению, главным образом, как обозначалось в этих документах, «к трудящимся». В обращениях резко осуждалось произошедшее и содержались призывы к борьбе. Однако до 22 июня 1941 г., пока СССР не стал участником войны с Германией и другими европейскими государствами «оси», а все еще состоял в альянсе с третьим рейхом и был заинтересован это сохранить, КПЮ не призывала непосредственно к вооруженным выступлениям или диверсионным акциям. В ее листовках-обращениях речь, как правило, шла, во-первых, о «борьбе трудящихся» за улучшение своих повседневных условий жизни, против эксплуатации, ограбления, притеснения и т.п. А во-вторых, - о борьбе против вражды и преследований на этнической почве, разжигаемых, как подчеркивалось, захватчиками и подконтрольными им администрациями, особенно режимом НГХ, который в этих документах характеризовался как навязанный оккупантами и противоречащий интересам хорватского народа¹⁹.

Впоследствии, в послевоенной югославской историографии господствовала официальная коммунистическая версия, согласно которой КПЮ уже в течение всего периода оккупации, предшествовавшего началу войны между нацистской Германией и СССР, была целиком сосредоточена на нелегальной подготовке вооруженной борьбы за освобождение. Между тем эта версия всячески оспаривалась в большей части историкопублицистической литературы, возникшей после войны в югославской, прежде всего сербской, антикоммунистической эмиграции на Западе. Споры по данному поводу в определенной мере продолжаются и в постюгославской историографии, особенно опять-таки в сербской. Как бы там ни было, споры не затрагивают того очевидного факта, что к непосредственному проведению диверсионных акций, вооруженных нападений и других проявлений антиоккупационной активности коммунисты приступили только с конца июня - начала июля 1941 г., т.е. почти сразу после того, как Германия и ряд ее европейских союзников совершили агрессию против СССР и интересы Кремля тем самым кардинально изменились.