Я смогла отогнать прочь все подозрения о возможных планах Меллана отңосительно меня, храня в памяти только лучшие и светлые моменты, которые действительно были дороги. Я относилась к нему так, как если бы была уверена в его искренней любви когда-то, и каждый Самайн зажигала фонарик поминовения. Одхан не ревновал к этой памяти, за что я была искренне благодарна.
— Нет, милая, я не против. К ним ты наденешь еще вот это…
Большой футляр из чёрного бархата, а в нём… колье из таких же дисковых элементов, усыпанных крошечными бриллиантами, как и сами серьги.
Я с удивлением подняла глаза:
— Одхан?.. Это великолепно, я… у меня нет слов.
— Мы ведь так и не нашли того, кто изготовил твои серьги. Я долго искал ювелира, который готов был взяться хотя бы за похожий сложный дизайн.
В глазах цвета янтаря светилось счастье. Я привстала на цыпочки, и хозяйка ателье свадебных нарядов отвернулась, не желая быть свидетельницей откровенного поцелуя.
— Браслеты… — прошептал Одхан, едва оторвался от моих губ. — Хочешь, наплюём на протокол мероприятия, и снимем их прямо сейчас?
В самом деле… Те самые браслеты, которые оказались на моих запястьях почти десять лет назад, и от одного вида которых меня когда-то бросало в дрожь. Снять?..
— Нет. — Твёрдо произнесла я, и брови милорда Кенхельма удивлённо приподнялись «домиком». — Я в них чувствую себя… защищённой. Как твоя новая «Акура» с сигнализацией. Давай оставим их, Одхан.
— В смысле, я признан хорошим хозяином? — Он взял мои руки в свои и поднёс к губам, целуя мне пальцы один за другим.
— Самым лучшим.
Мы рассмеялись.
Свадьба была в прекрасном месте — на крошечном скалистом острове во фьорде Лох-Дуйх, в замке Эйлен-Донан, и неспроста: дo предыдущего Разделения Миров здесь жили предки милорда Маб-Кенхельма. Прим. авт: Замок Эйлен-Донан — одно из самых узнаваемых мест в Шотландии. Он «засветился» и в кино, и в рекламе, и в путеводителях. Первые упоминания о нём в летописях датированы веком так XIII, но автор опять пошалил и добавил три — четыре сотни лет. Увы, само здание много раз подвергалось разрушению и реставрации, так что представляет собой относительный «новодел».
Там состоялась еще одна встреча с Морни, а также знакомство с его супругой, миледи Эльдендааль, — той самой Кэйли, по поводу которой мой будущий муж когда-то так грустно вздыхал. Мы с Кэйли искренне улыбнулись друг другу, понимая, что нам точно нечего делить. Она каждые десять минут звонила некой Пантисилее и спрашивала, не разнёс ли Арт весь дом.
Да, я помню это редкое имя, имя супруги Владыки Тёмных эльфов.
— Забей! — Увещевал жену милорд Морни. — Пусть пацан оторвётся! Если уж замок дядюшки Эрика не разнесла младшая рыжая оторва, наш сын там уже погоды не сделает, поверь мне.
Одну шалость в духе дроу Мони всё-таки совершил — подарил Одхану то самое «сближающее» средство — хлыст для конкура, мастер-класс по работе с которым предлагал устроить в Архангельске.
— Не хочешь пользоваться сам? — С видом оскорблённой добродетели спросил милорд Эльдендааль у рассерженного Одхана. — Ну, может, Мирне пригодится. Кэйли, пойдём-ка на своё место, а то мне прилетит по шее.
Занимался рассвет над Эйлен-Донан. Лепестки поздних октябрьских роз устилали каменную террасу, на которой служитель Кореллона соединил наши руки, перевязывая белой атласной лентой.
Золотой солнечный луч упал на каменные плиты у наших ног.
— Я буду твоей на тысячи лет, Одхан Маб-Кенхельм.
Тысяч лет в запасе у эльфов больше нет, а свадебная клятва осталась, хоть слова её сейчас имеют другой смысл — «твоя навсегда».
Твоя — навсегда…
Конец
Сентябрь — декабрь 2018, Сургут