Иней поздним летом

Инна вяло поборолась с зависимостью, еще несколько секунд продолжая смотреть на экран компьютера, и проиграла – потянулась к сумочке, выудила из него телефон.

На экране высветились три слова: «Завал на работе». 

За ними – целая строка из смешных рожиц, цветка, сложенных рук. 

Перевод «Мамусь, люблю. Не обижайся» Инна сделала сама и с едва различимым вздохом бросила телефон обратно в сумку. 

Взгляд сам собой остановился на пустом столе напротив. Соседка Инны по кабинету, второй экономист, Влада Михайловна, была в отпуске. 

Отпала необходимость обмениваться замечаниями о погоде, задавать вопросы, на которые даже не ждешь ответа, выслушивать сплетни о сотрудниках…

Еще недавно Инна мечтала о нескольких днях без всего этого, но сейчас поймала себя на мысли, что не рада одиночеству. 

Оно способствовало работе, но высвобождало время на мысли и давало волю воспоминаниям. От них и так сложно спрятаться, когда перед глазами горит число на календаре, но их можно прервать теми самыми неважными разговорами. Кроме того, в присутствии Влады Михайловны, которая была на четыре года моложе, но казалась на пять лет старше, Инне было бы неловко думать о своей тайне. Словно соседка могла о чем-то догадаться и осудить.

Зато в тишине наполовину осиротевшего кабинета воспоминания получили зеленый свет и двигались широким потоком.

…

О собственной свадьбе они остались сумбурными и, наверное, не теми, которые положено хранить от такого дня.

Платье было неудобным и жарким. Невеста опоздала в ЗАГС из-за парикмахера, слишком долго укладывавшего ее волосы в прическу. Обычно послушные, в то утро они не желали слушаться, рассыпаясь в разные стороны. Инне было уже все равно, как она выглядит. Ей вовсе не хотелось праздничной суеты, множества гостей, шумного застолья, но родители молодых настояли на торжестве.

Немилостиво палило солнце, приготовив сотни раскаленных лучей для всех семи мостов городов.

Пока Вадим нес свою жену через самый маленький из них (красный, каменный – спасение всех женихов), Инны чувствовала влажное тепло его рук сквозь ткань платья.

Стол в неуютной столовой ломился от салата оливье.

Оливье. Оливье. Оливье. Почему запомнился только один этот салат?

Громкий голос тамады резал уши. Как старую пластинку его заклинило на слове «Горько». И, может, оттого, что все хорошо в меру, слишком частые поцелуи на потеху гостям показались Инне горькими.

Вадим не выпускал ее из объятий, отчего становилось еще жарче.

Но молодой муж был так искренне счастлив, что Инна горела в огне его чувств тоненькой свечкой и терпеливо ждала, когда же закончится этот бесконечный день.

Все-таки Вадик переволновался и выпил лишнего. Первая брачная ночь превратилась для обоих в неловкое испытание. Но, как ни странно, сблизила молодых больше удачной близости и печатей в паспортах. Когда под утро супруги засыпали в объятиях друг друга после взаимных заверений, что все между ними будет только лучше, и они непременно будут счастливы, Инна искренне в это верила. Пусть она никогда и не забывалась от поцелуев мужа, не улетала от них из холодного подъезда на небеса, совершенно иначе чувствуя собственное тело, она верила в свое счастье с Вадимом – обычное, как у всех.

Молодость и пробужденные потребности молодого здорового тела решают множество проблем (или скрывают их). Так что после неудачного первого раза интимная жизнь медленно наладилась, вполне устраивая обоих супругов. К тому же в то время не принято было обсуждать, как и что, и что не так, и считать, что каждый супруг имеет почти непреложное право на удовлетворение.