Инъекция страха

Руки были пусты: трубка лежала на рычагах. Когда Андрей сделал это? Память не оставила концовки разговора. Он сидел в прихожей, уже не смеясь, не кашляя. Просто ждал, понимая, что руководитель сыскного предприятия обязательно позвонит снова или поручит столь щекотливое дело своему верному заместителю, не желая больше пачкаться. Ему было все равно. Очередная тайна раскрылась. Очередная разгадка – прямо-таки косяк разгадок пошел, бей гарпуном любую. Аспирин уже действовал, был хорошо, тепло, спокойно. Седуксен можно не пить, и так справились, выдержали…

Позвонил Шлема.

Сам!

Сплетни о его плохом состоянии оказались сильно приукрашены, или же он профессионально держал себя в руках. Доктор психологии, как-никак. К тому же разговаривать с ним не понадобилось, слова текли только в одном направлении: Ефим Маркович произносил монолог. Это было очень удобно, потому что хохот застрял в горле, готовый в любое мгновение вызвать кашель и тошноту.

Очевидно, «нанимателю» действительно доложили о вызывающе подозрительном поведении объекта и спросили, что бы оно могло значить? Ефим Маркович не сомневался в ответе. «Мои юные друзья, – сказал он, – я все понимаю и не сержусь…»

А если даже и сердится, это никоим образом не повлияет на взаимоотношения интеллигентных людей. Возникшую проблему, вернее, не очень ловкую ситуацию, разрешить легко. Фамильная монета должна оставаться у настоящих владельцев – он, коллекционер Школьников, с этим смирился и на этом настаивает. Он честный человек, чужого ему не надо. Коллекция также должна вернуться к настоящему владельцу – к нему. Пусть торжествует справедливость. Юные друзья Ефима Марковича сообразили, о чем речь? Суть компромисса такова: похитители возвращают ему коллекцию без того самого талера, он же в свою очередь обязуется… Только не надо ничего говорить! Надо слушать и думать… Итак, он обязуется и дальше заниматься с девочкой Алисой, не выставляя дополнительных условий оплаты. Он, являясь честным человеком, не хочет крови, он хочет вернуть свою коллекцию… Как вернуть? Как угодно – подбросить, например. Куда? Куда угодно – хоть в багажник машины. Правда, в машине сигнализация. Ну, придумайте что-нибудь сами, у вас ведь головы хорошо работают. И, пожалуйста, не надо сейчас ничего говорить, никто не собирается ловить удачливых похитителей на неосторожном слове! Правда, чтобы внести окончательную ясность, необходимо кое-что добавить. Ограбленная и убитая горем жертва оставляет за собой право обратиться по истечении некоторого времени за помощью к друзьям. Нет, не из частного детективного предприятия, а к специалистам-смежникам. Это не угроза, а так – небольшая справка.

– Я сам во всем виноват. Надеюсь, никаких обид? – отвлекся, страдальчески вздыхая, Ефим Маркович. – Опять же, не надо ничего отвечать, мои юные друзья. Остановимся на том, что самый виноватый из нас – я…

Виноват, прежде всего, в том, что не раскрыл владельцам монеты ее истинную ценность, просто взял этот «гонорар» и был доволен. Был счастлив, если откровенно. Молчание в определенных ситуациях – тот же обман, но у Ефима Марковича есть оправдание! Поверьте на слово, друзья. В истинной ценности «гонорара» он сам разобрался не так уж давно. Хотя, ясное дело, работать над атрибуцией монеты уже не пришлось, не было необходимости. «Атрибуция» – это высший пилотаж. Это долгое и кропотливое выяснение, где, когда и кем была чеканена монета, определиться с которой обычными способами (по литературным источникам или по совокупности надписей на самой монете) не удалось. Так вот, в данном случае информации предостаточно – спасибо Зоеньке, рассказавшей старику, каким образом столь удивительный предмет попал в простую советскую семью. Что мы в результате имеем? Государство, где монета была чеканена (герцогство Бавария); город (Байрейт); монетный двор…

Андрей отнял трубку от уха. Очередная тайна стремительно обретала четкие, законченные очертания. «Истинная ценность» – красиво звучало, скакало долгим эхом по будущей чековой книжке – с нуля на нуль, с нуля на нуль. Он вновь прислушался.

– Я готов исправить ошибку, чтобы вы не думали о старике плохо, – торопился Шлема, открыто нервничая. Психиатр-нумизмат. Сел на своего конька, нашел время. – Надеюсь, вы поймете и поверите, что мной двигал не беспринципный фанатизм типичного коллекционера…

Из ума выжил, «старик». Неужели надеялся, что похитители зачтут его искренность, оценят проделанную им работу? «А кто, собственно, похитители? – удивился Андрей. – Что там Шлема наговорил про какие-то „компромиссы“, про „друзей-специалистов“?»