Инерция страха. Социализм и тоталитаризм

Из института, в котором я работал до увольнения летом 1974 г., был уволен незадолго до меня кандидат технических наук А.М. Горлов. Вся его вина состояла в том, что он был знаком с А. Солженицыным и однажды, приехав к нему на дачу в отсутствие хозяина, нарвался на сотрудников КГБ, которые не то делали там обыск, не то устроили засаду. Горлова как следует избили и пригрозили, что если он не будет молчать, то ему будет худо. Горлов, однако, молчать не стал, и дело получило огласку. Естественно, у него начались неприятности на работе, и в конце концов он был уволен путем тайного голосования. Горлов проработал в этом институте 15 лет. 

Личный опыт

Мой личный опыт также содержит немало поучительного.

Когда в конце августа 1973 года началась клеветническая газетная кампания против академика Сахарова, я выступил с кратким заявлением в его поддержку. Через неделю я уже присутствовал на общем собрании сотрудников института, созванном с целью осудить мой недостойный поступок. Часть выступавших восклицала, что не может быть такой человек, как я, заведующим лабораторией и руководить людьми (в течение шести месяцев я, действительно, по недосмотру властей в процессе перехода из одного института в другой, был — о чудо! — заведующим лабораторией). Другие ораторы требовали вообще изгнать меня из института, утверждая, что мне не место в их здоровом коллективе. Одна пожилая женщина патетически воскликнула:

— Я вот смотрю, к нему все студенты ходят. Разве мы можем, товарищи, доверить такому человеку воспитание наших детей?

Резолюция, осуждающая мое поведение, была принята единогласно. Из трехсот человек, присутствовавших на собрании, ни один не проголосовал против или хотя бы воздержался.

Вскоре после этих событий из издательства "Советская Россия", где готовилась к выходу моя книга "Феномен науки" (уже был начат набор), мне сообщили, что работа над книгой остановлена "из-за нехватки бумаги". Рукопись другой моей книги "Программирование на языке РЕФАЛ", которая была сдана в издательство "Наука", находилась в это время у рецензента. Рецензент вернул рукопись в издательство, заявив, что он считает себя "морально не вправе" рецензировать книгу автора с таким политическим лицом. 

Морально-политическое единство...

Осуждение моего выступления на собрании в институте производилось открытым голосованием. Но есть у меня опыт и тайного голосования.

В сентябре 1973 г., вскоре после собрания, была расформиро­вана моя лаборатория, но я был оставлен в институте в долж­ности старшего научного сотрудника. В течение последовавших месяцев я спокойно работал и надеялся, что мне удастся совместить свое диссидентство с продолжением профессиональ­ной деятельности. Не тут-то было. Весной 1974 г. подошло время моего утверждения ученым советом института в занима­емой должности. Сначала вопрос о моем утверждении был от­ложен: вероятно, начальство не знало, как поступить, и запра­шивало инструкций. Затем было дано указание "треугольнику" отдела составить на меня характеристику.

В деловой части характеристики, написанной в отделе, были только хорошие слова по моему адресу. Но последний абзац характеристики гласил:

"В то же время, будучи близко связанным с академиком Сахаровым, В.Ф. Турчин сделал в сентябре 1973 г. заявление для представителей буржуазной прессы, в котором оправды­вал поведение Сахарова. Этот поступок В.Ф. Турчина был еди­нодушно осужден сотрудниками института".

В июле 1974 г. состоялось заседание ученого совета инсти­тута, на котором рассматривался, в частности, вопрос о моем утверждении в должности. Председательствовавший на совете заместитель директора не стал зачитывать деловую часть харак­теристики, а прочитал только заключительный абзац, начиная со слов "В то же время..." Затем он выразил надежду, что члены ученого совета "сделают соответствующие выводы" из зачи­танного абзаца. Больше по этому поводу не было сказано ни слова. Моя работа не обсуждалась. Хотя за месяц до этого на заседании отдела было принято решение рекомендовать учено­му совету института утвердить меня в занимаемой должности, заведующий отделом, который присутствовал на заседании как член ученого совета, не счел необходимым встать и объя­вить об этом. Результат тайного голосования был таков: 5 за утверждение, 19 — против. Так я вылетел из института.

Один из моих знакомых, когда я ему рассказал об этих со­бытиях, воскликнул:

— Ого! Пять человек из двадцати четырех голосовали про­тив. Это — дай-ка мне линейку — почти 21%. У вас на редкость порядочные люди в институте!