Инерция страха. Социализм и тоталитаризм

Чем же определяется сравнительная важность двух аспектов политики? Уровнем развития общества, степенью его интегрированности. В слаборазвитом обществе отсутствует представ­ление об общей цели не связанных между собой непосредствен­но групп людей, не говоря уж об общей цели человечества. Общие интересы ограничиваются интересами небольших групп тесно связанных между собой людей. Кроме того, в условиях примитивного производства каждый человек или группа может больше получить для себя, вырывая кусок у другого, чем тру­дясь для общего дела. (Лучше всего это видно на том предель­ном случае, когда производства нет вовсе, и люди, подобно животным, просто соревнуются между собой за дары природы.) Политика в таком обществе сводится к борьбе интересов, это "война всех против всех" Гоббса. По мере социальной инте­грации и усложнения производства борьба всех против всех становится все более невыгодной для всех вместе и каждого в отдельности. В современных промышленных странах революция стала экономически невыгодной — даже для со­циальных низов. И не только революция, но и некоторые из более мягких способов борьбы за групповые интересы, такие, как забастовки. Я не знаю, являются ли в настоящее время массовые забастовки экономически выгодными для рабочих в передовых странах: с одной стороны, они дают увеличение заработной платы, с другой стороны, приводят к возрастанию инфляции. Возможно, экономисты знают ответ на этот вопрос; пример Англии во всяком случае заставляет задуматься. Но если сейчас забастовки и выгодны, то можно не сомневаться, что настанет день, когда они станут невыгодными.

Партийная система отражает подход к политике как к борь­бе интересов, она учит граждан видеть в политике прежде всего борьбу интересов. Беспартийная система учит видеть в политике прежде всего общее дело, стремление к истине. В обстанов­ке войны всех против всех многопартийная система — неиз­бежное и законное следствие демократических свобод. Но в процесс движения общества к социализму партийная система должна уступить место беспартийной. Для этого вовсе не нуж­но, чтобы борьба интересов исчезла из политики вовсе — этого, конечно, не случится никогда. Нужно только, чтобы стремле­ние к истине было осознано обществом как более важный аспект. Образцом опять-таки является наука. Наука как абстрактное понятие олицетворяет чистое стремление к истине. Наука как реальное общественное явление представляет собой, как и политика, тесное переплетение стремления к истине и борьбы интересов. Реальная наука — это система, характеризующаяся определенной структурой, определенными иерархиями престижа и власти. Ученым свойственны те же слабости и пороки, что и остальным людям. В частности, им свойственно, обманывая себя и других, выдавать личные и групповые интересы за стремление к истине. И вообще, поскольку мы не можем влезть со скальпелем в мозг человека и проанатомировать его побуждения, мы далеко не всегда можем сказать с уверенностью, определяется ли принятая им линия стремле­нием к истине или личным интересом. И все же наука остает­ся беспартийной.

Если единая политическая сеть будет построена по образцу научно-образовательной системы, она будет служить основным инструментом социальной интеграции, поставляющим руково­дящие кадры для законодательной, исполнительной и судебной власти, а также, вероятно, для верхушки производственной иерархии, ибо крупные производственные проблемы не отде­лимы от социальных. Разделение между политической сетью и указанными иерархиями власти, как и разделение между этими видами власти, не должно быть, конечно, ни в коем случае лик­видировано: не раньше, чем будет найдено более совершенное (и, очевидно, более сложное) решение проблемы управления в духе принципа структурно-функционального параллелизма.

Партийная система в политике постепенно становится ана­хронизмом. Во времена Французской революции деление об­щества на три сословия естественным образом вело к разбиению представителей общества на три партии. В современном демократическом обществе деление на сословия отсутствует: все граждане обладают равными правами. Четкое деление на классы в марксистском смысле также отсутствует: людей, которых нельзя без натяжки отнести к определенному классу, стало больше, чем "классических" рабочих или капиталистов. Размытие границ между классами усиливается. Это не озна­чает, конечно, ликвидацию разделения труда. Напротив, разде­ление труда непрерывно углубляется, и именно поэтому увеличивается разнообразие социальных ролей. Мы имеем теперь перед собой непрерывный спектр социальных ролей, и разби­ение его на несколько категорий всегда будет условным и на­тянутым.