Во главе атакующих был пожилой индеец с размалеванным лицом и украшенный перьями. Старый шрам пересекал его щеку от виска до самого рта. Я разглядела эти детали в одно мгновение: все происходило очень быстро. Я помню, что мы стояли напротив друг друга — он со своим коротким копьем, а я со шпагой, которую мне приходилось держать обеими руками, — в одинаковых позах, крича от ярости и одинаково свирепо смотря друг на друга. И тут вдруг старик сделал знак, и его люди остановились. Я бы не поклялась в этом, но мне показалось, что на его лице цвета земли промелькнула легкая улыбка. Он развернулся и начал удаляться с проворством юноши как раз в тот момент, когда Родриго де Кирога галопом принесся к нам и уже был готов обрушиться на нападавших. Старик этот был вождь Мичималонко.
— Почему он не бросился на меня? — спросила я потом у Кироги.
— Потому что не мог вынести позора сражаться с женщиной, — объяснил он.
— А вы бы поступили так же, капитан?
— Конечно, — ответил он, не колеблясь.
Битва продолжалась часа два и шла так интенсивно, что это время пролетело стремительно, ведь осознавать происходящее было некогда. Внезапно, практически отбив территорию, индейцы разбежались и скрылись в тех же горах, откуда появились. Они оставили на поле битвы своих раненых и убитых, но угнали всех лошадей, которых только смогли захватить. Дева Заступница снова спасла нас.
Поле сражения было усеяно телами, и пришлось сажать на цепь обезумевших от запаха крови собак, чтобы они не сожрали и наших раненых. Негры ходили между павшими, добивая раненых чилийцев и подбирая наших, чтобы отнести их ко мне. Я приготовилась к тому, что нас ждало. Долгие часы долина содрогалась от воплей людей, о которых нужно было позаботиться. Мы с Каталиной бесконечно долго вытаскивали стрелы и прижигали раны, а это дело в высшей степени неприятное. Говорят, что человек ко всему привыкает, но это неправда: я так и не смогла привыкнуть к этим душераздирающим крикам. Даже сейчас, в старости, основав первую в Чили больницу и проведя всю жизнь в заботах о больных и раненых, я все же слышу стоны войны. Если бы раны можно было зашить иголкой с ниткой, как зашивают разорванную ткань, это было бы не так невыносимо, но, к сожалению, только огонь помогает избежать кровопотери и нагноения.
На Педро де Вальдивии было множество мелких ран и ушибов, но он отказался от моего лечения. Он сразу же созвал совет капитанов, чтобы понять, каковы наши потери.
— Сколько убитых и раненых? — спросил он.
— Дон Бенито серьезно ранен стрелой. Один солдат убит, тринадцать ранены, один из них тяжело. По моим подсчетам, у нас увели больше двадцати коней и убили несколько янакон, — доложил Франсиско де Агирре, который в арифметике не был особо силен.
— Четыре негра и шестьдесят три янаконы ранены, из них несколько — тяжело, — поправила его я. — Погибли один негр и тридцать один индеец. Думаю, двое не доживут до утра. Придется везти раненых на лошадях: мы не можем их бросить. А тех, кто находится в самом тяжелом состоянии, нужно будет нести в гамаках.
— Мы встанем здесь лагерем на несколько дней. Капитан Кирога, пока что вы будете выполнять обязанности дона Бенито как главы лагеря, — приказал Вальдивия. — Капитан Вильягра, подсчитайте, сколько дикарей осталось на поле битвы. Вы будете ответственны за безопасность, ведь, как я полагаю, враг рано или поздно вернется. Капеллан, займитесь погребением павших и заупокойными мессами. Движение мы продолжим, как только донья Инес сочтет это возможным.
Несмотря на все меры предосторожности, принятые Вильягрой, лагерь был очень уязвим, ведь мы стояли на открытой равнине. Индейцы оставались в горах, но признаков жизни в течение тех двух дней, которые мы провели в этом месте, не подавали. Дон Бенито объяснил, что после каждой битвы они напиваются до потери сознания и не атакуют снова, пока через несколько дней не оправятся от последствий. Тем лучше! Надеюсь, недостатка в чиче у них никогда не будет.
Глава четвертая
Сантьяго, Новая Эстремадура
1541–1543
Глядя с импровизированных носилок, дон Бенито издали узнал очертания горы Уэл
— Вот он! Вот тот райский сад, в который я так долго стремился! — воскликнул старик, все еще в жару от ранения, который ни травы, ни заговоры Каталины, ни молитвы капеллана никак не могли облегчить.