Инфанта (Анна Ягеллонка)

Сад был великолепно освещён лампами, музыка играла в зелёных, специально для неё построенных шалашах. Для дам и старших стояли шеренгами приготовленные лавки, покрытые коврами. Столы среди старых лип и вязов гнулись от серебра. Алемани два дня работал на кухне, готовя банкет достойный королевских уст.

Во всём городе не говорили ни о чём другом, только об этом королевском вечере, а так как и принцесса должна была на нём присутствовать, придавали ему также значение предваряющего свадьбу.

Не иначе его себе объясняли подруги принцессы.

Доступ в сад не для всех был свободен, потому что и заборы, и стража защищали от натиска толпы; несмотря на это, из города кучами текли любопытные, с радостью хоть посмотреть на проезжающих в карете и издали увидеть иллюминацию сада.

Вечер обещал быть прекрасным, и хотя июньский день был довольно жарким, к заходу солнца, обещая похолодание, лёгкий ветерок повеял с востока.

Лето было во всём своём блеске, со всей благодарностью, какое имеют в странах, продвинутых к северу. Деревья, травы, цветы, всё спешило воспользоваться теплом, бурно развиваясь, разливая вокруг благоухание. Бесчисленные соловьи в кустах наполняли своими песнями воздух, который в этот час прорезали пересекающиеся стаи птиц, группы весёлых ласточек, вереницы тянущихся на ночлег уток и отдельные птицы, вылетевшие из гнёзд на вечернюю трапезу.

Напротив солнца, как золотая сетка, крутились сбитые в столбы однодневные мушки, наслаждающиеся счастьем, которое завтра должны были потерять.

В городе звонили на вечернюю молитву, но даже голос колоколов в этой летней атмосфере расплывался с какой-то блаженной тоской, которая в себе имела утешение и надежду.

Чистое небо, с одной стороны казалось всё золотым, с другой темнело и переходило в голубой цвет. На нём не было туч, а несколько белых облачков, чудесно уменьшаясь на глазах, исчезли и растворились в этом огне.

Из города по большей части пешком спешили любопытные, настроенные так весело, как подобало в этот день. Приветствовали друг друга восклицанием, пожеланием здоровья, а когда посередине тракта, ведущего к Зверинцу, показывались всадники или карета, все обращали глаза на королевских гостей. Они медленно стягивались, как кто хотел, потому что назначенный час не подошёл ещё и те, что лучше хотели разместиться, опережали других. Ожидали давки.

Толпе, среди которой было много богатейших мещан, было на что посмотреть.

Не любили французов, охотно их высмеивали, устраивали с ними стычки, но с любопытством на них глядели, потому что и костюмами, и обычаями не были похожи даже на итальянцев, к которым в Кракове давно привыкли.

Двор Генриха весь отличался чрезвычайной элегантностью, а характер её был не мужской и костюмы, казалось, скорее для женщин, чем для мужчин придуманы. Шёлковые кафтаны из ткани, переплетённой золотом, шитые и стёганные так, что были похожи на платья и женские корсеты, костюмы были полны молний (creves), из которых выглядывали ленты разных цветов, облегающие брюки и чулки, волосы неизменно искусно причесанные, бельё и кружева, драгоценности и перья рыцарей вовсе не знаменовали.

Особенно самые младшие из любимцев короля, у которых грудь была наполовину прикрыта и обнажена, которые подражали движением девушкам, пробуждали у людей смех и выкрики угрозы.

Всё в них, вплоть до тонких брюк и ножиков у ремня, казалось эксцентричным полякам странным и смешным.

Показывали на этих кукол пальцами и давали им обидные прозвища. Но французы были в этот день в таком весёлом настроении, такие гордые собой, что или о том не догадывались, или о том не заботились.

Когда после этих дамочек показывался потом кто-нибудь из польской молодёжи, по-польски или по-венгерски одетый, здоровый, сильный, плечистый, в отличной одежде и покрывающей его так, что красивая фигура казалась значительной, окрикивали весело своих.

Поляки также показывались в самых разнообразных одеждах, а изысканности было хоть отбавляй. Начиная от коней, до панов и челяди, ничего не приходилось стыдиться.

Кареты дам со своей бархатной обивкой выглядели также великолепно, с позолоченными столбиками, с золотой упряжью, чубами и изрисованными гривами и хвостами. Сопровождающая челядь была достойна панов. А всё это румяное, энергичное, здоровое, когда французы при них выглядели промокшими, бледными и слабыми.

Французских женщин, хоть о них знали в городе, тут для показа и сравнения не было вовсе, поэтому лицезреющие не могли сравнить их со своими, но собственным радовались, потому что и матроны, и девушки светились важностью и красой, а их одежду, пожалуй, в излишней роскоши можно было упрекнуть.

Покрылись другоценностями, которые поколения поколениям оставили в наследство, а ткань костюмов светилась золотом, серебром или нашивкой из жемчуга.

Короля из замка ещё не было.

Он всегда опаздывал, сегодня же прибывший к Седерину посланец из Парижа со срочными письмами, должно быть, его задержал.