Инфанта (Анна Ягеллонка)

– Я видела кого-то чрезвычайно похожего на Досю, – воскликнула Ласка.

– Но это она сама, – произнесла, заламывая руки, принцесса. – Нет сомнения! Я подозревала бедную Жалинскую, что ей это привиделось. Увы! Боже мой… эта бедная девочка.

И Анна закрыла глаза.

– Моя принцесса, – прервала Ласка, – быть это может!

– На свете, на свете, – отвечала принцесса грустно, – всё, что плохое, может быть. Пойдём отсюда.

Крайчина, видя очень переживающую госпожу, ни утешать её уже не хотела, ни продолжать о том разговор.

Обе вернулись назад той же самой дорогой к месту, с которого вышли, и, почти молча, приблизились к нему. Но Анна не думала уже занять своё место и остановилась немного поодаль, откуда могла видеть танцующего короля.

Музыканты играли Volta, итальянский танец, который во Франции как-то иначе, гораздо смелей и менее пристойно выполняли.

Король, который уже раньше позволял себе очень своевольные движения, видя, что принцесса ушла и, может, думая, что видеть его не будет, и пренебрегая оставшимися старшими дамами и господами, не знал уже вовсе меры и забыл всякие приличия.

Анна стояла ошарашенная тем, на что упали её глаза.

Генрих танцевал в паре с молодым человеком, заменяющим девушку, и разыгрывал с ним сцену любви так бесстыдно, так дерзко, так поражающе, что некоторые из женщин вскочили с лавок, закрывая глаза и разбегаясь во все стороны. Коль скоро двинулась одна из них, на данный пример всполошились другие, начали переворачивать лавки, послышались крики, убегал кто мог.

Ни короля, ни его танцора это вовсе не остановило, скорее, как бы наперекор, с каким-то диким безумием подпевая, начали обниматься, целоваться, и танец перешёл в не поддающуюся описанию сцену, от которой принцесса также как можно живей начала убегать, и не успокоилась даже на боковой улице, на которой нашлось много дам из сопровождения, напуганных этой сценой.

Сердце её билось, лицо обливал стыд и чувствовалась непередаваемая боль.

– Моя Ласи, – отозвалась она дрожащим голосом, – я прошу тебя, где Конецкий? Мне плохо, чувствую себя нехорошо, вернёмся в замок.

Конецкий был в нескольких шагах.

– Жалинская с паннами, если хотят, могут остаться дольше, я вернусь, голова болит; не знаю, что со мной. Мы можем боковыми улицами попасть к каретам.

С помощью Конецкого и двух придворных, которые счастливо нашлись, принцесса, избегая тех мест, в которых звучала музыка, проскользнула, незамеченная, к воротам.

Сюда, кроме неё, устремилось также много старших дам, уставших и удручённых, больше не в состоянии смотреть на эти танцы.

Только молодёжь осталась.

Вид Доси, потом это безумство короля, которое так болезненно кольнуло принцессу, проняли её и неизмерно беспокоили. Поплакав в молчании, вместе с вздыхающей крайчиной они попали в замок.

Но королевской забавы этот побег большей части дам не прервал.

Освобождённые французы только после отъезда принцессы начали резвиться, вовсе уже не заботясь, что подумают и скажут люди.

Генрих до белого дня их удерживал, и только усиленные просьбы Тенчинского, который ходил, очень обеспокоенный, склонили его удалиться на отдых, когда уже было ясно и вставало солнце.

О том вечере принцесса говорить не могла и не хотела, но из её мрачного молчания было видно, что его сильно приняла к сердцу.

Около полудня, вспомнив Досю, велела позвать Талвоща.

Литвин на вечерней забаве не был, потому что всяких таких многолюдных и шумных развлечений избегал.

– Тебе уже незачем трудиться, – сказала она, когда он пришёл, – я вчера своими глазами, сама видела переодетую в мужскую одежду Досю. Жалинская не ошибалась.

– Где? – воскликнул испуганный Талвощ.

– А! На том вечере в королевском саду, – отвечала принцесса. – Она, конечно, не ожидала, чтобы я там прохаживалась. Я встретилась с ней вблизи.

– Если так, – сказал литвин после короткого раздумья, – и мне уже нечего от вашего королевского высочества скрывать. Я видел её также, а, что больше, говорил с ней.

– А! – крикнула Анна, с любопытством приближаясь. – Говорил с ней, повтори же мне… что тебе сказала?

– Ничего от неё не добился, – начал Талвощ, – думаю только, что вовсе не счастлива. Сама признаётся, что погубила себя, не хочет себя оправдывать, но спасать себя не даёт. Плакать мне хотелось после того разговора в Неполомицах.

– Но кто же виновник? Кто? – прервала живо Анна. – Если бы я знала, направилась бы к королю для правосудия.

Говоря это, принцесса припомнила вчерашний вечер, го короля, на правосудие которого возлагала надежду, – зарумянилась и замолчала.

– Я не мог от неё ни о ком узнать, – ответил Талвощ, – знаю только то, что она жила в Неполомицах в замке, значит, кто-то из слуг короля должен был её туда поместить.

Анна не продолжала этого разговора. Талвощ ушёл.

Быстрое исчезновение из сада принцессы должно было поразить короля – знал или нет, что на танец его смотрела? – но назавтра выслал за ней Тенчинского с приветствием, а может, для расспроса.

Принцесса после раздумья нашла подходящим поступить так, как если бы не была свидетелем проделок.