— Попросили проверить приборы.
— Вперёд, — улыбнулась я, и парень приступил.
Пока он копался, я бездумно следила за горизонтом и сверялась с курсом. Странно. Когда я управляла кораблём, меня не покидало ощущение, будто сейчас у меня в руках возможность заботиться обо всех, кто на борту. Они были частью корабля, а я — его управляющим, чувствующим каждую составляющую. Это давало мне странную радость и покой.
— Ты после этого обратно в машинное?
— Торн сказал, что если всё будет в порядке, могу сразу идти отдыхать, — ответил друг.
— Это хорошо. Как у тебя вообще дела?
— Нормально. Последним временем ничего нового, просто следим, чтобы всё было в рабочем состоянии.
— А конкретно ты?
— Спроси чего попроще, — усмехнулся парень. — Но думаю, скоро буду в норме. И розыск уже не так беспокоит.
— Молодец, — улыбнулась я в ответ, и устремила взгляд на закатное небо.
Разбросанные хлопковыми ошмётками облака пропитала цветочно–розовая краска, а сверху её золотили лучи уходящего солнца. Ветер легко перебирал пряди, выбившиеся из–под треуголки, а позади медленно сгущались сумерки.
Лиум проводил проверку, а я молча вела корабль в закат. Но тишина ненадолго нашла здесь своё пристанище, и я завела первые слова очень старой песни:
К тому моменту, как я дошла до припева, Лиум закончил свою работу и облокотился о стенку. Я не знала, станет ли он подпевать, но молчать всё равно не могла. А потому ощутила прилив радости, когда услышала знакомый тенор:
Губы растянулись в улыбке, пока я выводила в ночном просторе:
— К
Верно… нам никогда не вернуться в прошлое. Не вернуться к работе в «Крылатой Почте», как бы мы ни старались. А мне никогда не вернуться к той жизни, которая была у меня на этом судне, и к той дружбе, которая у меня была с Дигори и Дрейком. Все мы меняемся. Общаться будем, но по–другому, ведь мы сами стали другими. Дни пробегают мимо, уходят в небытие, а мы можем лишь ловить момент. И это нормально. Это хорошо, на самом–то деле. Особенно, когда понимаешь это и готов смотреть вперёд чаще, чем оглядываться назад.
Сколько же лет я скована обстоятельствами и собственными страхами по рукам и ногам? Не пора ли оставить их в прошлом?..
— А
На этих словах я невольно глянула в ту сторону, куда улетел «Рассекатель Туманов». Интересно, как там Дрейк?..
— А
Их я пропела с особым энтузиазмом, скользя взглядом по наручным часам. Что ж, ради кое–чего я всё же готова попытаться, готова взорвать весь душевный боезапас. Пробить всё пространство и время, чтоб забрать с собой в будущее из того недостижимого места самое дорогое, что было ценным в прошлом и остаётся таким в настоящем.
Впервые эту песню мы услышали, когда нашли пластинку «Мельницы» в заброшке и запустили её на старом проигрывателе. Мы не раз пели её, заслушав винил до дыр. И всякий раз, когда я вспоминала её, мы со старыми друзьями словно становились ближе. Даже если физически были очень далеко… А потом я нашла такую же пластинку в столице, и подсадила на неё Лиума. С Флейм этот номер не прокатил — увы и ах.
Флейм… Надеюсь, она там в порядке.
Бросив взгляд на Лиума, я вдруг подумала, что это немного нечестно. Флейм уже знает обо всём произошедшем, а он — нет. Так может, пора?
После того, как я выпустила пар пением, дышалось легко и свободно. Хотелось радоваться жизни, говорить людям глупости и признаваться в том, что давно боялся сказать. Так когда же, если не сейчас? Он — мой друг, и заслуживает знать правду. Да и мы все зашли слишком далеко, чтобы оставлять недосказанности и секреты.
— Лиум.
— Да?
— Знаешь, думаю, я готова рассказать тебе, почему ушла отсюда.
— Как хочешь, — пожал плечами друг.
Я удивлённо подняла брови.
— А тебе уже не интересно?
— А это важно?
Мне было сложно поверить в то, что друг настолько охладел к этой теме. Ведь до этого он не давал мне покоя со своими расспросами, а сейчас…
— Что с тобой? — я никак не могла удержаться от вопроса.
— Просто… Ты не обязана себя заставлять. Мы все имеем право на свои секреты.