Инфернальная мистификация

– Они ей ничего плохого не сделают, – заявил он уверенно, – а ты только помешаешь, если пойдешь!

Я послушался и остался ждать. Теперь я, кажется, начинал понимать индианку, которая каждую секунду своей жизни проживала в страхе за меня.

Наконец, Мира вышла из шатра в длинной юбке с оборками, в узкой блузке, плотно облегающей высокую грудь, звеня кольцами серег, с густыми монистами из серебряных монет на груди, вперемешку со стеклянными бусинами.

Черные волосы моей индианки были распущены, их едва прикрывал газовый шарф, смоляной завиток на виске притягивал взгляд будто магнитом, рукава разрезные, на плечах – цветастая шаль.

– Мира, – прошептал я завороженно. – Милая моя Мира!

Даже пристрастный Лунев соглашается:

– Хороша! Ох, как хороша! – Алешка даже хлопнул меня по плечу.

Индианка интуитивно почувствовала, что что-то во мне изменилось по отношению к ней. Ее черные глаза лучились от счастья. И счастье это было такое томительное и глубокое, что все мы понимали, что вечно оно продолжаться не может. Но от этой мысли никому грустно не было, мы пили шампанское, которое цыганки подносили нам, громко смеялись, подпевали сладкоголосому хору и собирались в путь – выручать Елену Оленину.

* * *

Ночью мы беспрепятственно миновали усадебные ворота и устремились к родовому гнезду семейства Олениных. Здесь-то когда-то и зародилась легенда о вампире, преследующем несчастных женщин, которые должны были пострадать за свою прародительницу, отвергнувшую когда-то чью-то любовь, пылкую и страдальческую, повлекшую за собой самоубийство – смертный грех, самый страшный… Самоубийц не хоронят на освященной земле, вот и бродят их души по свету в поисках утешения или… отмщения!

«Рок» – такая надпись все время появлялась на стене у Элен, будто бы сделанная не чем-нибудь, не какими-то там чернилами, а – человеческой кровью!

Я вышел из дормеза, который порядком поистрепался в дороге. Следом за мной из дорожной кареты выбралась Мира, одетая цыганкой, Кинрю, вооруженный своим кольцом со спицей и пистолетами, и доктор Лунев со своим чемоданчиком.

Мы направились по аллее к усадьбе.

– Какой великолепный дом, – восхищенно шепнула Мира.

– Да, – я кивнул. – Настоящий дворец!

Видела бы она еще хоромы мальтийского бальи Елагина!

– Интересно, что нам сейчас пропоет Наталья Михайловна, – усмехнулся японец, который так и не изменил своего нелестного мнения касательно овдовевшей графини.

– Думаю, что будет скандал, – отозвался я. В этот самый момент мы услышали выстрел. Чья-то тень в мужском костюме промелькнула за белевшей в лунном свете скульптурой льва.

– Кто там? – крикнул я. – Что происходит? – Первой моей мыслью было, что стреляли в Елену Оленину.

– Кажется, сбежал кто-то, – дрогнувшим голосом шепнула мне Мира. Она прижалась ко мне всем телом, как бы ища защиты.

В эту секунду я увидел Елену, которая словно приведение вышла из уединенного садового грота на усадебную дорогу. В одной ее руке дрожала на ветру сальная свеча, другой графиня сжимала мушкетон – кавалерийское ружье с коротким стволом. На лице графини застыло выражение смертельного ужаса. Я изумился: как она вообще смогла выстрелить из него!

Мне показалось, что эту сцену я уже видел однажды, словно причудливая память вернула меня в картину из прошлого. Мне вспомнилось, как мы с графом Олениным поджидали вампира Алекса в том деревянном флигеле, который чуть позже сгорел жарким пламенем, и в поджоге его обвинили несчастную графиню Элен. Теперь я был уже практически на все сто процентов уверен, что Елена не поджигала его…

– Что с вами, графиня?! – воскликнул я. – Да бросьте же вы это ружье! – видно было, каких усилий ей стоило удерживать оружие в ослабевших руках. На лбу у нее застыли капельки холодного пота.

– Яков Андреевич? – прошептала Элен. – Как вы здесь оказались? Не может быть! Там… – пролепетала она, ткнула пальцем куда-то вдаль и как подкошенная рухнула на траву. Я проследил за ее жестом, он как раз указывал в сторону белевшей скульптуры. Но фигура мужчины исчезла, растворилась во тьме. Так что страхи Элен оказались весьма осязаемыми.

Мира, повинуясь голосу сострадания, бросилась к ней. Лунев было поспешил в ту же сторону, но в этот момент где-то залаяла усадебная собака, и несколько мужиков с факелами выбежали из маленького деревянного домика, который был скрыт в лесочке. Поэтому-то мы его, ошеломленные увиденным, сначала и не заметили.

– Вот не было печали, – заметил я. Мне вовсе не улыбалось сражаться с разъяренной толпой. Тем более что у меня еще не стерся из памяти недавний инцидент, случившийся со мной на Фонтанке в трактире Гоша. Благо рана оказалась не очень серьезная…

– Стреляли! – крикнул кто-то в толпе. – Сюда! На барышню напали! На Елену Александровну? Нет, кажись, на Марию! А может, и на обеих сразу… На помощь звали!

Я заметил, что мужики были вооружены дубьем, вилами и граблями. Это мне понравилось еще меньше. Но я утешал себя тем, что в этот раз со мной мой ангел-хранитель. Кинрю обвел толпу пристальным взглядом холодных глаз.