Инфернальный реквием

– Только ты можешь предотвратить катастрофу, дочь моя. Пленный, которого доставили нам Сияющие, обладает значительным влиянием на арканцев. Воспользуйся своим талантом и обрати его в Имперское Кредо. Сделай его нашим глашатаем, и, возможно, его народ последует за ним.

Асената удрученно качает головой. Почти сразу после того, как ее призвали в крестовый поход, она исповедалась в том, что изучала у палатины Бхатори ужасные искусства. Вернее, достигла в них мастерства. Когда отче Избавитель отпустил ей грехи, сестре показалось, будто из ее души вытащили железный шип.

Нынешняя просьба звучит для нее как предательство.

– Вы сотворите из меня чудовище, отче.

– Нет, спасительницу! – Его взгляд светлеет. – Спасение через муки! В этой ипостаси ты будешь зваться сестрой Милосердие, ведь ты несешь дар искупления. – Пастырь нежно гладит ее по щеке. – Даю слово, что больше не попрошу тебя ни о чем подобном, дочь моя.

Асената закрывает глаза, и внутри нее расползается ледяное спокойствие. Когда выбора нет, выбирать легче.

– Мне понадобятся иглы, – произносит она.

– Император, прости меня, – шепчет Асената.

Гиад осознала, что стоит у кабинета палатины. Пока разум сестры блуждал, ноги сами принесли ее сюда.

«Они слишком хорошо помнят дорогу».

Дверь перед ней украшало абстрактное изображение человеческой мускулатуры, с нездоровым усердием вырезанное самой Бхатори. Глядя на растрескавшуюся деревянную створку, Асената снова почувствовала себя послушницей, тревожно ждущей наказания. Эта мысль разозлила Гиад, и она постучала громче, чем собиралась.

– Войди, – раздалось изнутри.

«Она больше не властна надо мной», – сказала себе Асената, подчиняясь.

Темное и тесное гнездо палатины совсем не изменилось со времен юности Гиад. Вдоль стен впритык стояли стеллажи с толстыми книгами и медицинскими инструментами неизвестного назначения. Между ними были втиснуты запечатанные стеклянные банки с анатомическими образцами, плавающими в какой-то жидкости. По слухам, в одной из них хранился мозг сестры Орланды, которая покончила с собой из-за болезненной меланхолии.

«А ведь я дружила с ней, – нервозно подумала Асената, вспоминая ту девочку – скромную, но с дикими глазами, принятую в сестринство вместе с ней. – Ну, или что-то вроде того».

Дальний конец комнаты занимал массивный стол, расположенный под стрельчатым окном с красными стеклами. Там сидела женщина, которая, как и сама комната, ничуть не изменилась за минувшие годы. Она держалась прямо и неподвижно, ее руки с шишковатыми пальцами лежали на поверхности стола, словно гигантские пауки, а длинные ногти поблескивали сталью. Исхудалое тело старухи окутывали алые одеяния с вышитым символом ее ордена – свечой, обвитой двойной спиралью, – увешанные разнообразными скальпелями, щипцами и маленькими молоточками. Голову ее венчал вытянутый назад апостольник, завязанный под подбородком. Он наподобие бинта стягивал лицо, изрезанное глубокими морщинами.

Палатина-хирургеон Акаиси Бхатори еще тридцать лет назад выглядела как мумифицированный труп, и всеобщий распад до сих пор ее не затронул. Ее кожу покрывала белая пудра, а строго сжатые губы, пронзенные шпильками из красного стекла, – черная помада. Она происходила из коренных витарнцев, но глаза, способные указать на ее принадлежность к народу икирю, давно заменила вычурная аугментика. Зубчатые бронзовые кольца, обрамлявшие линзы, провернулись со щелчком, и взгляд Бхатори сфокусировался на Асенате.

– Сестра Гиад, – произнесла женщина. Ее иссушенный голос усиливался речевым имплантом в глотке. – Ты заставила себя ждать.

– Прошу извинить, почтенная палатина, но я не могла бросить своих пациентов. Уверена, вы меня понимаете. – Бхатори не удостоила ее ответом, поэтому Асената торопливо продолжила: – Позвольте выразить благодарность за все, что вы для нас сделали.

– Есть претензии к условиям содержания?

– Они выше всяких похвал, ваша милость.