– Я хорошо разбираюсь в нем, – отвечает Иона, вставая с металлического стола посреди ветхого лабораториума хирургеона-еретика.
Подземное логово заполняют толпы вырожденцев, поклоняющихся Мутантрице Иморо, причем многие из них изменены ею лично. Каждый из них уникален, но при этом все одинаково мерзостны. Их мутации зашли настолько далеко, что на поверхности существ немедленно приговорили бы к сожжению. Даже в такой захолустной дыре, как Харам, не станут открыто терпеть подобных выродков, однако Иона забрался так далеко именно ради встречи с их госпожой. После бесчисленных неудач она стала его последней надеждой на исцеление.
– Как мне от него избавиться? – спрашивает Тайт.
– Никак. Оно глубоко внутри, гораздо глубже, чем ты думаешь, пупсик. – Иморо хитро смотрит на него, облизывая длинным языком острые, как у акулы, зубы. – Твоя плоть ваще ниче не чует потому, что ты борешься с даром. Когда на тя дуют ветра Плетельщика Плоти, надо согнуться, и тогда получишь благословения. А иначе сломаешься, как крысожук в сливном потопе. – Она ухмыляется, пуская черные слюни. – Или хуже! В этой жизни всегда может быть хуже, Трехглазый.
– Меня зовут иначе, мутант.
– А вот и нет! – настаивает хирургеон, проводя по его руке своей иссушенной культей. – Только это имя сейчас имеет значение. Если истинное прозвание нашло тебя, от него уже не отвязаться!
– Выходит, ты ничего не можешь сделать, – произносит Иона, сжимая кулак так сильно, что ногти пронзают кожу.
Тайт чувствует на них кровь, а также тихий отголосок благословенной боли. Такие бессильные движения уже стали привычкой – или даже страстью. Его другая рука, ведомая иным стремлением, вытаскивает пистолет из-под истрепанной куртки.
– Ты не можешь мне помочь.
– Я могу помочь тебе обрести себя, пупсик. Показать, как…
изменить пути своей жизни!Мутантрица Иморо снова хихикает, словно ее позабавила понятная лишь ей шутка.
– А если хорошо заплатишь, я, того и гляди, даже…