Инферняня

Он раскрыл страницу с портретом Вивиан Джемисон. Обожаю эту актрису. Никто лучше нее не играет в романтических комедиях. Но Гермес явно ее терпеть не мог: на фото небесным маркером были пририсованы фиолетовые усы и борода, а в волосах торчали кривые рожки. Они переливались и горели огнем. Томас перевернул страницу - там была статья и около нее фотографии помельче. Их Гермес тоже не пощадил: тут был копьеносный хвост, там толстый зад, а одну, самую мелкую фигурку, неугомонный художник вообще повесил за шею на тут же сотворенную им ветку дерева.

- А Олимпус-то с фантазией, - сказал Томас.

- Да-а.

Больше ничего интересного в журнале не обнаружилось, и Томас отдал его мне с глупой наставнической фразой: "Никому не показывай".

- У него к ней определенно какие-то чувства, - сказал Томас.

- Да, она точно не его любимая актриса, - сказала я.

- Угу.

Меня осенило:

- Она, знаешь, наверное, кто?! Его... нелюбимая жена. То есть, когда-то любимая!

- Это вряд ли, - отмахнулся Томас.

Да, предположение выглядело неправдоподобно. Но я всегда думала, неужели есть простые смертные, которые женятся или выходят замуж за всех этих красавцев и красавиц? А теперь понятно: они выбирают себе в пары богов там всяких.

Томас сказал:

- А маркер я передам в корпорацию.

- Зачем? - я не спешила вытаскивать его из кармана - забавная все же штука. Можно детишек отвлекать от всяких глупостей.

- Затем, что он принадлежит не нам. А кому - можно выяснить.

- Знаешь, как говорят, что с воза упало, то пропало, - сказала я. Надоело мне во всем слушаться этого праведника и всезнайку.

Я думала, он начнет меня стыдить или угрожать не очень хорошими вещами, типа казни, но он только сказал:

- Как хочешь.

На кровати, где заснеженными Андами громоздились подушки, Петера не было. Почему-то меня это уже не удивило.

Потолок. Пусто. Под кроватями. Никого. В ванной комнате и внутри самой ванны - ноль.

На подоконнике за шторами! Нет.

Я начала тихо нервничать. Вышла в гостиную.

- Томас, ты не видел Петера? - а сама быстро окидываю взглядом и эту комнату.

- Нет, - он обеспокоенно вскочил.

Может, за телевизором? Я ринулась туда - пусто.

- Когда ты вышла завтракать, он оставался в спальне? - полуутвердительно сказал Томас.

- Ну да.

- Тогда зачем ты его ищешь тут?

- Потому что там его нет! - я почувствовала, что из моих глаз вот-вот брызнут слезы.

Томас ушел в спальню. Я за ним. Мы снова осмотрели каждый сантиметр спальни. Окна оставались зашторены и закрыты - с вечера.

- Наверное, он все же вышел из спальни в гостиную, - сказала я.

- Я бы не пропустил, если бы эта дверь открылась.

- А... А может, он просто пожелал очутиться где-нибудь, вот и все...

- Боги не могут просто желанием перемещать самих себя, только вещи... Твой? - Томас поднял с пола у окна полосатый кофейно-синий шелковый шарф. - Ты вчера вроде была без шарфа?

- Не мой, - сказала я. - Может, предыдущий жилец забыл.

- Нет, вечером шарфа здесь не было, - твердо сказал Томас. - Я осмотрел весь номер, прежде чем вы с Петером зашли.

Дрожащим голосом я сказала:

- Это же не гарпии?

- Конечно нет.

Томас сунул шарф в карман, присмотрелся к окну:

- Точно.

- Что? - я подскочила к нему.

Он показал на поднятый шпингалет:

- Окно всего лишь прикрыто, - и он открыл створку и мы выглянули наружу.

Перед нами раскинулся Нью-Йорк. В утреннем светло-сером небе никого вроде гарпий или человека в сандалиях не было. Тихо жужжа, летел вертолет, сине-перламутровый, с золотой полосой вдоль корпуса - он удалялся от гостиницы.

- Похитители могли быть на вертолете? - проговорила я.

- Могли. На крыше есть вертолетная площадка.

- Может, это они? - я показала в сторону уже скрывшегося за зданиями вертолета.

Томас не ответил, он размышлял о своем:

- Задвижку можно открыть только изнутри, а вчера она была заперта.

- И я ее не открывала, - сказала я.

- Естественно, - сказал Томас. - Ее открыл похититель, но как он это сделал снаружи? - он осматривал раму.

- Что? - спросила я.

- Ничего. М-да.

Он высунулся в раскрытое окно и, развернувшись, поглядел куда-то наверх:

- Ну надо же!

- Что? - обеспокоилась я.

- Веревочная лестница, - сказал он, - которая заканчивается этажа на два выше нашего.

- И что это значит?

Он не ответил, вернулся внутрь комнаты, раскрыл телефон, щелкнул парой кнопок и быстро-быстро стал докладывать:

- Томас Дабкин, - он вскинул руку с часами. - Между девятью и девятью тридцатью из спальни номера 1108 отеля "Ритц-Карлтон" был похищен полубог не более полугода отроду, около года по выращенности, Петер Гермес Олимпус. Обстоятельства: одно окно оказалось...

Он продолжал говорить и говорить, и делать паузы, когда ему что-то отвечали, но я уже ничего не слышала, я просто сползла на пол и зарыдала. Бедный маленький Петер! Где же он теперь?! С кем?! Ах-хы-ы-ы...

Томас, докладывая в трубку, присел на корточки, обнял меня за плечи. Я уткнулась ему в плечо и вымочила слезами пиджак.

Томас закрыл телефон, усадил меня на кровать, вытащил белый платок и вытер мне щеки.

- С ним не случится ничего страшного. Вот увидишь. Я - на вертолетную площадку. Вдруг там остались еще следы.