— «Охотник»! — выкрикнул Владимир позывной ближайшего бойца, и, не глядя назад, априори зная, что команда принята и выполняется, что никто его солдат, если еще жив, просто не может не пойти на призыв командира, бросился в обход поляны, под прикрытием деревьев.
«Не выдержали нервишки у бойков! — злорадно подумал он. — Думали лопуха сыграть. Хрена!..».
Он понял причину нервозности врага. Бандиты испугались, что, упустив заложниц, они не смогут выманить его бойцов на открытое место и отомстить. Они не были трусами, и не ушли, но просчитались…
Лавируя между стволами, Владимир приближался к месту, где засели боевики. Сзади бесшумной тенью скользил «Охотник» и, судя по всему, еще кто-то. Неизвестно, почему боевики не заметили его рывка, может сконцентрировали все внимание на девичьих фигурках на поляне, ожидая, когда федералы кинутся их спасать, может иная была причина, только они увидели друг друга практически одновременно, и так неожиданно, что стрелять было поздно.
Лейтенант частью сознания поймал себя на мысли, что такого восприятия схватки у него еще никогда не было. Вторая его часть в это время уже растворилась в лесу, расплескалась меж деревьев, чутко улавливая малейший шорох или движение. Время замедлилось, словно загустело, как тогда, когда не раскрылся парашют… «Какой парашют? Нас же на вертушках»… Наперерез выползло какое-то неуклюжее тело и замахнулось внушительных размеров кинжалом, который, видимо, считало страшным оружием… «Может так, но не сейчас!»… Подшагнув под — и чуть в сторону от нападавшего, Владимир продолжил и ускорил движение руки противника, еще не сообразившего, что стремительное движение это уже контролируется лейтенантом и подвластно его воле. В какой-то момент он, используя силу руки боевика, вывел его из состояния равновесия и, переведя направление удара в нужную ему плоскость, бросился дальше, не вслушиваясь в хрипы человека, с удивлением обнаружившего в теле свой же кинжал. Мир рухнул. Было только движение, только бой, упоительная и неистовая пляска смерти…
— Вставай!..
«Что со мной?» — подумал Владимир отрешенно. С трудом сев, он открыл глаза и обвел взглядом окрест, опасаясь даже не за себя, страшась, скорее, увидеть безжизненные тела своих солдат.
Тел не было. Никаких. Вся поляна и окрестный лес были изрыты воронками, как если бы по квадрату минут тридцать поработала артиллерия. Знакомую поляну невозможно было узнать, так изменился ее вид за короткое время его беспамятства. «Какой идиот вызвал артелов? Мы же их уделали!» — вновь отрешенно подумал он. Сил на эмоции не было.
«Вот это меня приложило!» — вяло ужаснулся лейтенант, и сконцентрировал внимание на источнике беспокойства.
Рядом на корточках сидела девчушка, с виду лет четырнадцати — пятнадцати, и сосредоточенно трясла его за плечи.
«Видимо кто-то из заложниц уцелел, — догадался офицер. — Как же я так облажался?.. Всю группу»…
Мысли путались.
— Я тебе что, груша? — буркнул Владимир, и сам понял насколько глупой и нелепой, в данной ситуации, выглядит его попытка пошутить.
Девчонка прекратила трясти его и теперь внимательно глядела в глаза, видимо решала для себя, насколько адекватно он воспринимает действительность, выйдя из забытья.
Несмотря на явный испуг во взгляде, девочка не напоминала раздавленную ужасом заложницу, недавно спасенную от боевиков и только что избежавшую печальной участи быть разорванной на части своей же собственной артиллерией. Ее испуг был конкретен, и ему не понятен. Это лейтенант уяснил для себя в первые же мгновения после того, как их взгляды встретились. Да и не очень-то силен он был, этот страх, скорее так, волнение, предчувствие прогнозируемой и знакомой опасности. Судя по всему, она-то как раз находилась в привычной для себя обстановке, поэтому переживала только за него. Машинально отметив это, офицер теперь обратил внимание на детали, ранее ускользнувшие от его восприятия. На девочке был защитного цвета комбинезон с множеством карманов и полусапожки на шнуровке. Назвать то, что было надето на ноги незнакомки «ботинками с высоким берцем» у него не повернулся язык. В общем, дитя это имело вид далеко не потрепанный и не потерянный, и одето было, не в пример столичным танцовщицам, в функциональную и удобную именно для таких условий одежду. Сделав это открытие, Владимир вяло удивился: «Эт-то что такое у нас тут? Дедский спецназ, или «Зарница» долбанная?».
— Ты кто? — вежливо осведомился он, тут же мысленно послав себя ко всем чертям за тупоумие.
— Я из второй егерской роты… — недоуменно пожав плечами, ответила девочка.
— Чего?! — не удержался от возгласа лейтенант. «Рота у нее… Егерская!.. Это глюк… Так бывает иногда!» — почти спокойно подумал офицер — И что теперь?
— А идти надо, они всегда по ночам приходят, — деловито сказало дите из второй егерской роты, и ткнуло пальцем в небо. — Скоро вечер.
«Где-то я уже это видел, — мысленно хмыкнув, лейтенант перевел взгляд на небо, в котором нагло и величаво расположились аж два солнца, — Мать!.. Что там про глюк?»