Инферно

И я сидела там посреди дня, пила бурбон, пьянела, сначала слегка, а потом вдрызг, и была абсолютно открыта для мира – так, как это вообще бывало со мной, когда я только приехала в город и начинала раскрывать в себе поэта. Моя записная книжка была открыта для света, который лился отовсюду. У меня появлялась мысль, и я записывала ее. Старики в баре по большей части были удивительно дружелюбными, они рассказывали мне о том, каким был этот район раньше и какой весельчак вон тот парень, только посмотрите на него, и потом кто-нибудь кричал: наша подруга хочет еще стаканчик. Что ты пьешь, милая. Бурбон? Еще один бурбон нашему поэту. И все улыбались. В тот момент весь Нью-Йорк был радушным хозяином, а я потягивала выпивку и счастливо оглядывалась по сторонам.