Инферно

Они вошли в небольшой парк, и Сиенна привела его в густую рощу, где они были скрыты от мира. Здесь они сели на скамью, обращенную к воде. Башня Галата сверкала над скромными жилищами, которыми был усыпан склон противоположного берега. Мир выглядел удивительно умиротворенным, ни в какое сравнение в тем, что, надо полагать, сейчас творилось в водохранилище, подумал Лэнгдон. Он подозревал, что к этому моменту, Сински и группа SRS уже поняли, что они прибыли слишком поздно, чтобы остановить чуму.

Сидя рядом с ним, Сиенна пристальным взглядом окинула море.

— У меня мало времени, Роберт, — сказала она. — Власти в конечном счете выяснят, куда я направилась. Но прежде, чем это произойдет, мне нужно, чтобы ты узнал правду… всю правду.

Лэнгдон молча кивнул.

Сиенна вытерла глаза и пододвинулась к нему, чтобы видеть его лицо.

— Бертран Зобрист… — начала она. — Он был моей первой любовью. Он стал моим наставником.

— Мне уже сказали, Сиенна, — ответил Лэнгдон.

Она бросила на него испуганный взгляд, но продолжала говорить, как будто боялась упустить момент.

— Я встретилась с ним в том возрасте, когда была впечатлительной, и его идеи и интеллект очаровали меня. Бертран верил, как и я, что наш вид на грани катастрофы… что нас ожидает страшный конец, который приближается быстрее, чем кто-либо осмелится предположить.

Лэнгдон молчал.

— Все свое детство, — сказала Сиенна, — мне хотелось спасать мир. Но мне лишь говорили: «Ты не можешь спасти мир, так что не жертвуй своим счастьем ради попытки». — Она останавливается, ее лицо напряжено, девушка пытается не расплакаться. — А потом я повстречала Бертрана… красивого, замечательного мужчину, который сказал, что мир не только можно спасти… но его спасение — моральный долг каждого. Он познакомил меня с целым кругом единомышленников… людей поразительных способностей и ума… людей, которые действительно могли изменить будущее. Роберт, я впервые в жизни не была одинока.

Лэгдон мягко улыбнулся ей, чувствуя боль в ее словах.

— Я пережила несколько ужасных вещей в своей жизни, — продолжила Сиенна все более нетвердым голосом. — Вещей, которые мне не удается оставить в прошлом…

Она прервала его пристальный взгляд и взволнованно провела рукой по своей лысой голове, чтобы собраться с мыслями и снова повернулась к нему.

— И, может быть, единственное, что заставляет меня продолжать идти вперед — это моя вера, что мы способны быть лучше, чем мы есть… способны что-то предпринять, чтобы избежать трагического будущего.

— А Бертран тоже в это верил? — спросил Лэнгдон.

— Целиком и полностью. Бертран безгранично надеялся на человечество. Он был трансгуманистом и верил в то, что мы живем на пороге лучезарной «постчеловеческой» эры… эры настоящих преобразований. Он опередил свое время, его глаза могли видеть то, что другим даже и не снилось. Он понимал поразительные силы технологий и верил в то, что в течении жизни нескольких поколений, наш вид станет совершенно другими млекопитающими… видоизмененными генетически для большего здоровья, ума, силы и даже сострадательности. — Она останавливается. — Вот только одна незадача. Он не думал, что мы протянем достаточно долго как биологический вид, чтобы осознать такую возможность.

— Благодаря перенаселению… — сказал Лэнгдон.

Она кивнула.

— Мальтузианское бедствие. Бывало Бертран говорил мне, что чувствует себя Святым Георгием, пытающимся убить хтонического монстра.

Лэнгдон не сообразил о чем речь.

— Медузу?

— Образно говоря, да. Медуза, да и все хтонические божества, живут под землей, поскольку они непосредственно связаны с Матерью-Землей. В аллегории, хтоничность всегда символизирует…

— Плодовитость, — говорит Лэнгдон, пораженный тем, что подобное сравнение раньше не приходило ему в голову. Плодородие. Население.

— Да, плодовитость, — ответила Сиенна. — Бертран использовал термин «хтонический монстр», чтобы представить угрозу нашей плодовитости более зловеще. Он описал наше перепроизводство потомства в виде чудовища, маячившего на горизонте… монстра мы должны сдержать немедленно, пока он не истребил нас всех.

«Наша собственная способность к размножению незаметно подкрадывается к нам, чтобы уничтожить, — понял Лэнгдон. — Вот он, хтонический монстр».

— И Бертран боролся с ним… но как?

— Пожалуйста, пойми, — говорит она защищаясь, — такие задачи непросто решить. Отбор всегда неприятный процесс. Человек, который отрезает ноги у трехлетнего ребенка — ужасающий преступник… если он не доктор, который спасает дитя от гангрены. Иногда меньшее из двух зол оказывается единственным выбором. — Она снова едва не плачет. — Я верю, у Бертрана была благородная цель… но то, как он к ней шел… — Она отводит глаза и, похоже, находится на грани срыва.

— Сиенна, — прошептал Лэнгдон осторожно. — Помоги понять все это. Объясни мне, что сделал Бертран. Что он выпустил в мир?

Сиенна снова посмотрела ему в лицо, ее мягкие карие глаза излучали темный страх.

— Он выпустил вирус, — прошептала она. — Очень особенный тип вируса.

Лэнгдон задержал дыхание.

— Расскажи мне.