Но несмотря на то, что дни после ухода Габриэля я всё так же проводила в одиночестве и слезах, как и на прошлой неделе, но теперь это ощущалось иначе. Возможно, даже чуточку легче. Конечно, я всё ещё оплакивала Трейса, скорбела по нему и нашему совместному будущему, но я уже не ненавидела себя так, как буквально ещё несколько дней назад. И, наверное, за это стоит поблагодарить Габриэля.
Несмотря на это, пустые серые дни следовали друг за другом, прервавшись лишь на несколько часов, когда я заставила себя сесть на автобус и вернуться в Холлоу Хиллс. Не знаю, как и почему мне разрешили сдать итоговый экзамен на две недели раньше, чем всем остальным, но есть у меня подозрение, что к этому приложили руку Тесса и Совет.
Я не стала запариваться на этот счёт и просто порадовалась, что так получилось.
В ночь, перед тем, как мы с Тессой собирались отправиться в нашу семейную поездку сестёр-Воинов, я наконец-то набралась смелости приехать в город и встретиться с Домиником. Как ни странно, но чем больше я приближалась к поместью Хантингтон, тем сильнее нарастала моя тревога. Это было странно, потому что обычно близость к нему была единственным, что могло меня успокоить.
Моё сердце убежало в пятке, когда я подошла к дому. Свет был выключен, чёрной «Ауди» Доминика на подъездной дорожке не оказалось. Только сейчас я поняла, что надо было, наверное, позвонить, прежде чем приезжать. Если бы только мне хватило духу на это…
Не имея иного выхода, я села на крыльцо и стала ждать.
Даже когда дождь перерос в настоящий ливень, непроглядную водную завесу, я продолжала ждать.
И где-то спустя час, когда я уже хотела сдаться и отправиться обратно в мотель, пара фар выехала из-за угла. Моё сердце подпрыгнуло к горлу и осталось там, пока я смотрела, как огни подъезжают к дому. Машина затормозила, фары осветили мою сгорбленную промокшую насквозь фигуру, как прожектором, и затем двигатель заглох, как и моё сердце, но оно тут же забилось вновь, стоило Доминику открыть дверь и выйти из машины. Он смотрел на меня с выражением, которого я не смогла бы расшифровать, даже если бы от этого зависела моя жизнь.
Он стоял у машины, казалось, целую вечность, вода лилась на него, словно сам Господь на небесах опрокинул бездонную бочку. А затем он направился ко мне, медленно и осторожно, будто я раненный зверёк, который может испугаться и броситься бежать. Я медленно встала, встречая его на крыльце. Одежда липла к моему телу, открывая больше, чем мне хотелось бы.
Доминик остановился перед первой ступенькой и поднял глаза, его взгляд неторопливо прошёлся по моему телу снизу вверх: от ног к груди и остановился на глазах.
— Прости, — выдавила я. Вода стекала по моему лицу, будто меня только что накрыла морская волна.
Он отвёл взгляд и начал подниматься по ступенькам, тихо минуя меня и подходя к двери. Я услышала звяканье ключей и щёлк замка и сокрушённо опустила голову.
В этот момент я уже была уверена, что он больше никогда со мной не заговорит, и, честно говоря, его можно понять. Я шагнула на ступеньку вниз, собираясь убраться, как ненужный мусор, но тут его голос прервал ровный шум дождя:
— Заходи, — приказал он, и хотя его тон прозвучал резко и недовольно, это меня не испугало.
Я была рада тому, что он вообще со мной заговорил.
Откинув влажные пряди с лица, я развернулась к нему. Он держал дверь, глядя на меня всё так же пристально. Всё с тем же нечитаемым выражением.
Не разрывая зрительный контакт, я поднялась по ступенькам и отвела глаза, только когда подошла к двери и нырнула под его руку, чтобы войти. Он закрыл за мной дверь, но не сдвинулся с места.
Нервничая, я бросила на него косой взгляд из-под ресниц. К сожалению, он стоял слишком близко, и с такого ракурса я могла увидеть лишь его шею. Набравшись духу, я подняла подбородок и взгляд выше, пока наши глаза не встретились.
В его царил холод.
— Мне жаль, — пробормотала я.
— Тебе жаль, — нет, это не было вопросом или передразниванием. Таким тоном повторяют фразу, настолько нелепую, что на нее нечего ответить, кроме как повторить, чтобы убедиться, что ты не ослышался. Он сделал шаг ко мне, вынуждая меня прижаться спиной к двери. — Ты заколола меня, бросила мёртвого в чёртовой машине и пропала без вести, а теперь говоришь, что тебе жаль?
Боже, если на это так посмотреть…
— Про…
— Избавь меня от этого, ангел, — его тон был настолько резким, что я вздрогнула. — Ты уже показала всю степень своего неуважения ко мне. До боли наглядно.
— Доминик, позволь мне объяснить, — попросила я, но это только сильнее разозлило его.
— Объяснить что? Что бы ты хотела объяснить? — тихо прорычал он, поймав меня в ловушку своего тела и склонив голову. Я чувствовала, как его грудь вздымается и опускается напротив моей, и догадывалась, как тяжело ему держать себя в руках.
— Ты хоть представляешь, как я волновался за тебя? — спросил он, его глаза темнели с каждым новым слогом. — Сколько кругов я намотал по городу и…
Он прервал себя на полуслове и ударил кулаком по двери.