Инферно.ру

Действие 4. Третья ступень. Вторник.

«Целью школы всегда должно быть воспитание гармоничной личности, а не специалиста».

А. Эйнштейн

«Я никогда не позволял школе вмешиваться в моё образование».

М. Твен

«Предел тупости – рисовать яблоко как оно есть. Нарисуй хотя бы червяка, истерзанного любовью, и пляшущую лангусту с кастаньетами, а над яблоком пускай запорхают слоны, и ты сам увидишь, что яблоко здесь лишнее».

С. Дали

Вторник не задался с самого начала. Он проснулся от страха, за плинтусом, в холодной учительской школы номер один. Норка, в которой он спал, была маленькой, под стать ему, крошечному мышонку, а страх большим, как человек, которым он был во сне. Человек никого не любил. Неуклюжие ноги верзилы топтали цветы, глаза не смотрели на небо; он всё время считал и высчитывал: «Два плюс два – четыре. Три плюс три – шесть,» – не видя, не слыша, не чувствуя бытия.

Ужас был в том, что, проснувшись, мышонок забыл своё имя. Вот так взял, и забыл.

– Это всё человек, – произнёс он с досадой. – Это он спугнул моё имя.

Он долго лежал, размышляя над тем, что без имени он даже не мышь. «Кто я теперь?» – раздумывал бедный зверёк. Он боялся пропасть, растаять в сумрачном мире, ведь когда ты не назван, имя твоё – пустота.

– Я – никто? – вопрошал он немое пространство.

В полночь, последнее эхо стихло на лестничных маршах. Жизнь просыпалась в потаённых, школьных углах, полня бетонного монстра рамплиссажами крыльев и лапок.

– Сегодня, я мышь без имени, – сказал он себе, – но, не без памяти. Я помню пряничный запах из стола Маргариты Раисовны.

Стол дородного завуча, любившей пряники с чаем, стоял как раз напротив норы.

– Пора подумать о завтраке.

Мышонок сладко зевнул и отправился вон из гнезда. Но вот незадача: пустая пивная бутылка перекрыла выход из норки.

– Опять этот Пётр Петрович, – недовольно пискнул мышонок.

Пётр Петрович, школьный физрук, после уроков любил остаться один с бутылочкой «Балтики».

Мышонок вздохнул. Там, за тонной стекла, ждал его пряник. Он было отчаялся: «Я всего лишь мышонок. Как я справлюсь с огромной бутылкой?» – но вспомнив древнюю мудрость, что и капля точит гранит, весело произнёс:

– Я всё-таки зверь.

Он царапал, толкал и даже пытался кусать стеклянного истукана. По чуть-чуть, бездушная вещь отступила и с радостным криком, уставший зверёк протиснулся в узкую щель. «О-о-о, вот теперь я наемся,» – блаженно думал мышонок, взбираясь по ножке стола.

Из маленькой дырочки в правом дальнем углу левого ящика веяло духом обжорства. Пряник был чёрств, но зверёк был слишком голодным, чтобы обращать внимание на такую чепуху как чёрствость и жадно вонзил свои острые зубы в заслуженный приз.

– Как вкусно!

Он ел пока его не раздуло.

– Эх, если бы не нужда, остался бы здесь на неделю.

В чём скрывалась нужда он не помнил. Помнил только о некоем Учёном Коте, который ходил по цепи и рассказывал сказки всякому, кто хотел его слушать.

– Ну конечно! Сказочные уроки!

Променять их на пряник? Ну, нет! Ведь знание – сила (он где-то об этом читал).

– А если так, я пойду и насыщусь, ведь пряник, – мышонок взглянул на остатки трофея, – не вечен.

Тяжёлый и вялый от слишком плотного завтрака, он поплёлся на встречу второй своей незадаче: ставшей предательски узкой для объевшейся мыши дыре. От страха, что он не получит силы и завтра не сможет сразиться с чудачеством физрука, он… похудел.

Луна постучала в окно, напомнив мышонку о времени.

– О, нет! – выбравшись наконец из пряничной западни, он ошалело смотрел на ночное светило. – Уже половина второго. До урока тридцать минут, а класс на другом этаже. Скорее бежать!

Мышонок ринулся к знаниям, боясь, что в трепещущем мире обязательно что-то изменится, если он опоздает.

Лунная зебра сладко спала на холодном полу коридора: свет, тень, свет, тень. Сила света и скорость движения к цели превратили мышонка в подобие факела на опасном для крошечной твари пути: post tenebras lux.21 По перилам во мрак, вверх, направо, налево; вот и нужная дверь. Мышонок взглянул на луну. Без одной минуты как раз. Он успел, он – молодец!

Счастливый, он шмыгнул в открытую дверью и…, горевшие от усталости лапки утонули в прохладной траве.

Справа и слева, на сколько хватало бусинок-глаз, простиралась мощь леса, такого древнего, что кроны могучих деревьев любовно касались звёзд. Сверху ему улыбалась Селена. Под небом, бархатно-чёрным и по-летнему тёплым, таился невиданный мир: мир сказки, забытый и славный.

– Привет тебе, Лукоморье, – приветствовал место мышонок.

– Привет и тебе, – ответил невидимый дух.