Инфиз

У брата было много инфиз-обязательств. И он до последней минуты пытался их выполнять. Ему нужны были деньги на операции, следовавшие одна за другой, и лекарства. Он лежал в дешевой одиночной палате, Хирано с родителями навещал его не чаще раза в неделю, все остальное время он почти не видел людей, не считая деловитых медсестер с капельницами, которые были плохими слушателями. Поэтому весь инфиз-шквал доставался Хирано.

— Помни, что котлеты «Скоттиш-Биф» сделаны из натуральной говядины, они нужны растущему организму… — шептал брат, из-под восковых век которого в лицо Хирано смотрели мертвые влажные глаза, — А если в твоем компьютере завелся вирус, доверяй это специалистам, обращайся только к «Профессору Спайдеру». Кожаная обувь любит заботу, поэтому для нее нет ничего лучше крема «Соломондэр». Он предохранит ее от влаги и царапин…

Ничего больше брат сказать не успевал, его трепещущий голос извергал на их головы очередную порцию инфиза — и бессильно обрывался, закончив. Его предсмертными словами были рекомендации использовать для автомобиля только антифриз «Рэдикал».

— Что?.. — встрепенулся Хирано.

Оказалось, Кириак трясет его за плечо.

— Замечтался, Хиро? Я говорю, пора нам с Сато. Уходим. Твой «Паттерсон» что, опять не в форме? Вечер уж скоро. Ты с нами?

Хирано взглянул на Лину.

— Я еще немножко погуляю, — сказала она тихо.

— Я тогда тоже пройдусь, — сказал он, храбрясь, — Идите без меня, ребята.

— Ну… пойдем, что ли, — Кириак как-то нерешительно повернулся, — Кстати, чисто между нами, брюки «Джентльменс Виш» — просто супер-класс. Купил и с тех пор доволен. Очень рекомендую.

— Буду иметь в виду.

— И попробуй хлопья «Мангус и Мангус!» — забормотал Сато, не глядя на них, — Ведь они вкусны, а кроме того, в них на тридцать процентов…

Дальше они с Линой шли вдвоем. Парк пустел, павильоны и рестораны закрывались, гремя пустой посудой и лязгая ставнями. В воздухе плыл запах заката, хотя никакого особенного запаха у заката не может быть. Хирано хотелось вечно смотреть на то, как теплые алые мазки ложатся на волосы Лины, порождая удивительный, не виденный им прежде, оттенок.

— Грустно это, — сказала вдруг она.

— Что? А. Кириак? Да не обращай внимания. Он этими своими брюками уже достал всех. Ты еще не видела, как он средство от засоров в водопроводных трубах хвалил, слушать невозможно…

— Я не об этом, — она покачала головой, — Что-то другое. Сама пыталась понять, пока рассказывала вам про рекламу. Понимаю, что все правильно, что мы — то есть, наши предки — победили, но в то же время остается что-то… — она показала пальцами нечто размером с ноготь, — что замечаешь мимоходом. Как будто где-то нас обманули. И непонятно, кто. Просто я чувствую себя обманутой. Я целыми днями слушаю про печенье, новые электронные печи, офисную мебель, домашние кинотеатры и фотоаппараты. Мне все чаще не о чем говорить с людьми, которые меня окружают. Одноклассницы шепчутся не о парнях или макияже, а о котятах со скидкой, универсальных пылесосах и персидских коврах. Когда я хочу с кем-то поболтать, мне приходится полтора часа слушать про отличный кафель для ванной ультрамаринового цвета и искусственные цветы, неотличимые от натуральных. Когда мать укладывает меня спать, она рассказывает о новых расческах с анатомической рукоятью и модных онлайн-психологах. Вслушайся как-нибудь в обычный разговор на улице. И ты заметишь, что никакой это не разговор, а обмен каталогами товаров и услуг. Это отвратительно.

«Ни черта ты не понимаешь в жизни, — думал Хирано, не вслушиваясь в поток ее слов и ощущая нахлынувшее уныние, — Тебе легко, ни одного инфиз-контракта, наверно. Родители кормят, легко думать, кто о чем болтает. А попробовала бы сама… Думаешь, сахар? У меня — каких-то семь инфиз-объявлений, и то приходится выкручиваться, придумывая, как и ловко вставить чтоб заработать пару кровных скудо. Сегодня день неплохо пошел, четыре раза удачно в школе инфизнул, один раз здесь… Ну, дома еще раз „Конго“ маме предложу… Куда бы это проклятое „Южное море“ всунуть?..»

— …когда-то фабрики, на которых это производилось, обслуживались людьми, ты знал об этом, Хиро? Миллионы людей работали за станками или еще где. Это было до введения Единого Автоматического Производства, когда любая продукция стала производиться абсолютно без помощи человека. В какой-то момент мы стали просто бесполезны. Из созидательного организма человек стал распределителем и потребителем. Машины чистят наш воздух, машины воюют, машины производят все эти брюки и крекеры, машины управляют другими машинами. Человека освободили от работы, но что у него осталось?

— Искусство, — сымпровизировал Хирано, надеясь, что это окажется верным ключом. Девчонки любят искусство — всякие там картины и сонаты. Они с Линой остановились полюбоваться закатом у обрыва, и он почти прикоснулся грудью к ее плечу, — Человек может творить, например. Это тоже работа.