Информаторы

— Хочу, чтобы вы продлили рецепт на пропоксифен, или я подкараулю вас в этом чудненьком бассейне с черным дном как-нибудь ночью, когда вы захотите искупаться, доктор Нова, и я вытяну вены и сухожилия из вашего потрясающего мускулистого бедра. — Теперь я встал, шагаю взад-вперед.

— Ты получишь пропоксифен, Джейми, — говорит доктор Нова. — Но я бы хотел, чтобы ты здесь появлялся регулярнее.

— Я психую тотально, — отвечаю я. — А вы спокойны, как покойник.

Он выписывает рецепт и, вручая его мне, спрашивает:

— Почему я должен тебя бояться?

— Потому что я крепкий загорелый ублюдок и зубы у меня такие острые, что по сравнению с ними заточенная бритва — столовый ножик. — Пауза. — Нужна причина получше?

— Почему ты мне угрожаешь? Почему я должен тебя бояться?

— Потому что я — последнее, что вы увидите, — сообщаю я. — Можете не сомневаться.

Я направляюсь к двери, разворачиваюсь.

— Где вы больше всего чувствуете себя в безопасности? — спрашиваю я.

— В пустом кинотеатре, — отвечает доктор Нова.

— Ваш любимый фильм?

— «Каникулы» с Чеви Чейзом и Кристи Бринкли.[91]

— Любимый завтрак?

— Глазированная пшеница или что-нибудь с отрубями.

— Любимая телереклама?

— Аспирин «Байере».

— За кого голосовали на последних выборах?

— За Рейгана.

— Как вы определите грань исчезновения?

— Ты, — кричит он, — сам ее определи.

— Мы уже там были, — отвечаю я. — Мы ее уже видели.

— Кто… мы? — давится он.

— Легион.

глава 11. Пятое колесо

— Так мы пацана убьем? — спрашивает Питер, на вид дерганый и нервный, потирает руки, глаза выпучил, громадное пузо вылезло из-под футболки «БРАЙАН МЕТРО». Сидит в разодранном зеленом кресле перед телевизором, мультики смотрит.

Мэри валяется на матрасе в соседней комнате, растянулась там, обдолбанная, слушает по радио Рика Спрингфилда[92] или еще какого мудака, и меня явственно подташнивает, я пытаюсь забить косяк, притвориться, что Питер ничего не говорил, но он спрашивает снова.

— Не знаю, кого ты спрашиваешь — меня, Мэри или этих ебанутых Флинтстоунов в этом ебаном телике, только больше, мужик, не спрашивай.

— Мы пацана убьем? — спрашивает он.

Я бросаю косяк — бумажки слишком влажные, облепили мне все пальцы, — и Мэри стонет чье-то имя. Пацан лежит связанный в ванне уже типа дня четыре, и все немножко нервничают.

— Меня чего-то подмывает, — говорит Питер.

— Ты говорил, все будет раз плюнуть, — отвечаю я. — Ты говорил, будет круто. Что все сработает, мужик.

— Я проебал. — Он пожимает плечами. — Я в курсе. — Он отворачивается от мультиков. — И ты в курсе, что я в курсе.

— Медаль тебе за это, м-мужик.

— Мэри ни черта не рубит, — вздыхает Питер. — Эта девка вечно ни черта не рубит.

— Так ты в курсе, что я в курсе, что ты типа проебал по-крупному? — спрашиваю я. — Ну — в курсе?

Он начинает смеяться:

— Мы пацана убьем? — И Мэри смеется вместе с ним, а я слушаю их и вытираю руки.

Питер выходит на меня через одного дилера, на которого я работал, и звонит мне из Барстоу. Питер в Барстоу с индеанкой, которую снял возле торгового автомата в Рино. Дилер дает мне телефон гостиницы в пустыне, я звоню Питеру, и он говорит, что приезжает в Лос-Анджелес, что ему с индеанкой нужно где-то зависнуть на пару дней. Я Питера не видел три года, с тех пор, как вышел из под контроля пожар, который мы устроили. Я шепчу в телефон:

— Я знаю, отец, ты все проебал.

И он в трубку отвечает:

— Ага, конечно, приехать можно?

— Я не хочу, чтоб ты делал то, что я, блядь, думаю, ты собираешься делать, — говорю я, закрыв лицо руками. — Останешься на ночь, а потом свалишь.

— Хочешь, скажу кое-что? — спрашивает он.

Я ни слова не могу из себя выдавить.

— Ничего подобного, — говорит он.

Питер с Мэри, которая и не индеанка никакая, приезжают в Лос-Анджелес, около полуночи находят меня в Ван-Найсе, и Питер подходит, хватает меня, говорит:

— Томми, отец, как делишки, приятель?

И я стою, трясусь, говорю:

— Привет, Питер. — А он жирный, триста-четыреста фунтов, у него длинные волосы, светлые и грязные, на нем зеленая футболка, вся морда в соусе, все руки исколоты, и я злюсь.

— Питер? — спрашиваю я. — Что за хуйню ты творишь?

— Ой, мужик, — говорит он. — Ну и что? Круто же. — Глаза вытаращил, взгляд странный такой, и тянет меня к выходу.

— А телка где?

— Снаружи, в фургоне.

Я жду, Питер стоит.

— Снаружи в фургоне? Так? — переспрашиваю я.

— Ну да. Снаружи в фургоне.

— Может, пошевелишься, или как? — предлагаю я. — Может, приведешь типа девчонку?

Он не движется. Стоит и все.

— Девчонка в фургоне? — спрашиваю я.

— Точно.

Я злюсь.

— Почему бы не приволочь эту пизду сюда, недоебок ты жирный?

Не волочет.

— Ну, мужик, — вздыхаю я. — Пошли на нее глянем.

— На кого? — спрашивает он. — На кого, мужик?

— О ком я, по-твоему?

Наконец он говорит:

— А, ну да. Мэри. Конечно. Девчонка в отрубе валяется в фургоне, она загорелая, смуглая, длинноволосая блондинка, тощая из-за наркоты, но правильная и ничего такая себе. В первую ночь спит на матрасе у меня в комнате, я на диване, а Питер сидит в кресле, за полночь смотрит телик и, кажется, пару раз выходит за едой, но я устал, злюсь и на все плюю.