Началом первой информационной революции можно считать введение в эксплуатацию междугородних (а там и более чем междугородних) телеграфных линий. Именно телеграф вбил первый клин между распространением информации и средствами сообщения. Именно он впервые в истории дал емкой, неотрывочной информации реальную возможность перемещаться быстрее человека. Насыщенность информационного поля взрывообразно кинулась в рост.
Следующим новым качественным уровнем фиксации и распространения информации явились сперва фотография, а позже – киносъемка.
И дело не только в том, что при равной с текстом информационной емкости изображение несоизмеримо лаконичнее (а ведь это самое равенство информ-емкости порой просто недостижимо: попробуйте описать словами внешность любого человека и сравните результат с рисунком или фотографией). Так что поговорка про «лучше один раз увидеть» совершенно права, как и большинство поговорок. Не исключено, что наши далекие предки начали пытаться изображать еще прежде, чем говорить. Не исключено, впрочем, что речь выдумали именно прадревние художники – чтобы объяснять соплеменникам: это, мол, тигр нарисован, а не бегемот (шутка, естественно, но в каждой шутке есть доля сами знаете чего). И не даром художники в дофотографическую эпоху были непременными участниками географических, этнографических и других экспедиций.
С точки зрения предмета нашей беседы главное преимущество фотографии перед рисунком – достоверность и объективность. (Конечно, рецепты изготовления фотоподделок беспрестанно совершенствуются, но и технология экспертизы в развитии не отстает). Как только процесс производства фотографического изображения усовершенствовался и перестал требовать от изображаемого по двадцать минут цепенеть перед аппаратом, по возможности не мигая, начался подлинный прорыв в благородном деле добывания доказательств (а, значит, и в куда менее благородном деле шантажа).
Ну, действительно. Предположим, некий шпион выяснил, что очень осведомленный объект тайно предается… скажем так: весьма экстравагантным любовным утехам. Что дальше? Ведь для склонения оного к сотрудничеству нужно найти свидетелей (да не любых, а которым поверят на самом высоком уровне); нужно заручиться их готовностью в случае необходимости дать публичные показания (а ведь репутацию самого свидетеля таковые тоже уничтожат); нужно обеспечить таким свидетелям безопасность, а себе – уверенность, что они не передумают; нужно убедить шантажируемого, что ты все нашел, всем заручился, все обеспечил… Тяжко, хлопотно, долго и не надежно. А имеючи фото (а лучше – киноаппарат)? Красота! Немного ловкости, два-три кадра из засады – и полковник генерального штаба австрийской армии, курирующий разведку и контрразведку, становится послушным осведомителем своих российских коллег. Одна из значимейших операций русской разведки, явившаяся не последней причиной австрийских неудач в начале Первой Мировой войны.
По мере роста насыщенности информационного поля контроль над этим самым полем все более осложнялся. Конечно, цензура в том или ином виде возникла, небось, в тот же самый день, когда была осуществлена первая попытка обмена сведениями (если даже не прежде того). Однако постоянное увеличение количества, объема и разнообразия информационных блоков не могло не привести к фактическому кризису управления информацией даже в условиях тотальной цензуры.
Ярким примером этого кризиса может служить полулегенда начала Второй Мировой войны.
Незадолго до вторжения в Чехословакию германское командование обратило внимание на серию статей одного чешского журналиста, посвященных состоянию и дислокации частей немецкой армии. Статьи обнаруживали такую осведомленность автора, что у немцев не осталось сомнений: этот самый автор каким-то образом связан с некоей шпионской сетью, успешно действующей на территории Рейха. Журналиста выкрали, принялись трясти из него имена-явки-пароли… Требуемое упорно не вытрясалось, но трясомый при этом вел себя не как твердокаменный герой, а как человек, напрочь не могущий сообразить, чего от него хотят. Когда же, наконец, сообразил, то, несмотря на трагичность ситуации, не удержался от смеха. И потребовал себе на ночь в камеру клей, ножницы и бумагу. А главное – подборку свежих немецких газет. Нет, не центральных. Периферийных. Результат его ночного бдения просто ужаснул следователей. Вылавливая из прессы самые, казалось бы, незначительные штришки (присутствие такого-то генерала на провинциальной свадьбе; благотворительный вечер, учиненный в таком-то городке офицерами-летчиками; список членов президиума на какой-то мелкой партийной конференции и т. д.) журналист составил весьма точную сводку передислокации частей вермахта за последнюю неделю.
Возможно, это всего лишь легенда. Однако подразделения по высеиванию жемчужных зерен из прессы основного, вероятного, потенциального и прочих разновидностей противника – обязательный атрибут современной разведки (во всяком случае, поверить в это гораздо легче, нежели в обратное).